Шестьдесят смертей в минуту

Шестьдесят смертей в минуту    В ресторане «Сфера» майор милиции Юрий Иванович Девяткин ужинал пару раз в месяц, не реже. Здесь он назначал встречи особо ценным осведомителям, потому что кабак имел некоторые преимущества перед подобного рода заведениям. Сюда от всего двадцать минут езды от здания ГУВД, здесь не один, а два служебных выхода в темный двор, - это на непредвиденный случай. Наконец, - и это главное, - в ресторане сносно кормили.
    Девяткин устроился за тем же столиком у двери, где сидел всегда, быстро расправился с куриным салатом и куском говядины. Сдобрил это дело рюмкой водки, кружкой пива и, прикурив сигарету, кивнул человеку за дальним угловым столиком. Когда тот поднялся и вышел, Девяткин неторопливо докурил сигарету и отправился следом. Прошагав небольшой зал, он свернул за угол, спустился вниз в служебное помещение, прошел коридором. Поднявшись наверх, толкнул дверь, обитую железными листами и, оказался в старом московском дворе, где ночью можно почувствовать не только бензиновый перегар, но запах тополей и близкого дождя.
    Гасли огни в окнах, вдалеке слышался шум улицы, Девяткин приземлился на скамейку рядом с плечистым спортивного вида мужчиной, одетым в приличный костюм и модный галстук. За версту видно, что у этого типа нет в жизни серьезных проблем ни с наличными, ни с женщинами. Фасад портили глубокий шрам на подбородке и тюремная татуировка на кисти правой руки.
    - Ну, Коля? – спросил Девяткин вместо приветствия. – Чего в клюве принес?
    - Есть новости, - Коля вздохнул и задержал воздух в груди, будто готовился к долгому погружению в воду. – Информация непроверенная. Но Митрич решил… Решил, что лучше с вами встретиться и поболтать.
    - Решаю тут я, - поправил Девяткин. – Ты рассказывай.
    - Митрич хочет, ну, это вроде как просьба… Просит, чтобы ребятам дали поработать на площади у вокзала. Ну, хотя бы в выходные. Лаврушники все под себя подмяли, а московские парни без воздуха сидят.
    Коля помялся, он знал, что у Девяткина рука только с виду легкая, и на расправу он скорый. Чуть что не понравится, съездит по морде так, что враз с катушек слетишь. Это у него запросто. Коля ненавидел редкие встречи с Девяткиным, но самому себе не был хозяином. Последние пять лет он прожил за воровским положенцем Чмуром, и не знал ни бед, ни забот. Чмур говорит, что надо дружить с ментами, иначе не дадут работать. И бремя этой дружбы Чмур возложил на своего помощника.
    - Хорошим манерам ты, Коля, не обучен, - Девяткин сплюнул сквозь зубы и прикурил сигарету. - Еще ничего не сказал, а уже авансы просишь
    После доброго ужина майор был настроен добродушно. Он никуда не спешил, погода отличная, а завтра суббота. Тащиться на городскую окраину, в тесную холостяцкую квартиру, окна которой выходят на задний двор противотуберкулезного диспансера, как-то не хотелось. Тем более есть и другие варианты, более привлекательные. Можно, скажем, вернуться в ресторан за тот же столик, послушать музыку и пропить еще немного казенных денег.
    - Короче, наши парни прогнали тот героин, что вы прошлый раз дали. Навели справки. Тема тут такая вытанцовывается. Партию эту взял некий Савелий. Всю целиком взял. Два кило или коло того. Он оптом никогда не брал в таких количествах. А тут товар сбрасывали какие-то чурки, из Таджикистана что ли. Короче, он получил дрянь почти задаром. Большую часть раскидал по сбытчикам, остатки продал своему чуваку. Фамилии его не знаю, только имя и кликан - Жора Тост. Что это за хрен такой, - не в курсах. Короче, на той партии все немного заработали. И Тост, конечно…
    В ладони Девяткина оказалась мятая бумажка.
    - Тут пара адресов, где можно встретить Тоста. Он держится сам по себе, на общак ничего не кидает, с братвой не контачит.
    Девяткин повернул колесико зажигалки, прочитал адреса. И почесал затылок. Когда-то он помог определить некоего Тоста в колонию за разбой, а вот жестокое убийство женщины, подружки этого психопата, в суде доказать не удалось. Неужели тот самый? Черт не знает. Кажется, того Тоста пришили еще в пересыльной тюрьме во Владимире. Впрочем… Девяткин задумался на минуту. Сто раз такое случалось, когда живые оказывались мертвыми, и мертвецы, не к ночи будут помянуты, вставали из своих истлевших гробов. И, что интересно, жили полнокровной человеческой жизнью. Даже выпивали по праздникам.
    - Как насчет площади? Можно поработать? – спросил Коля.
    - Если все срастется с этим Тостом… Если твоя наколка – верная… Ну, тогда завтра же дам положительный ответ.
    Девяткин поднялся и пропал в темноте. Через минуту он сел в машину, потыкал пальцем в кнопки телефона, набирая номер оперативника старшего лейтенанта Саши Лебедева, который сейчас дежурил в главке. Голос старлея оказался заспанным, видимо, пятничный вечер прошел без серьезных происшествий. Лебедев только вчера вернулся из Удмуртии, с ведомственных соревнований по вольной борьбе, где в супертяжелом весе взял все призы и медали. Просил от дежурства освободить, но сейчас время отпусков, подменить старлея неким, пришлось ему впрягаться.
    - Кто у тебя из оперов свободен? - спросил Девяткин. – Нет, эти двое не подойдут. Опыта маловато. Больше никого? Тогда так: свяжись с информационным центром. Путь там посмотрят по нашим базам данных некоего… Запиши: Жора Тост. Понятия не имею, какая у него фамилия и сколько годиков натикало. У меня записаны два адреса, где он может отсиживаться, - Девяткин включил свет и прочитал несколько строк, накарябанных на бумажке. - Пусть уточнят, что за хаты. Кто прописан и прочее. А ты садись в тачку и приезжай… Так, тебе ближе в сторону улицы Молодых строителей. Там и встретимся. Дом семь.

*   *   *   *

    Был ранний вечер, но над аэропортом Душанбе висело знойное марево, а ясное безоблачное небо обещало бесконечную душную ночь. И никаких приятных сюрпризов вроде дождика или прохладного ветерка. Видавший виды винтовой самолет «Як – 40», зашел на посадку, быстро снизил высоту. С пугающим скрипом вышли стойки шасси, колеса коснулись бетона, самолет подпрыгнул, и вот его уже затрясло на взлетной полосе аэродрома. Джейн, подхватив спортивную сумку и небольшой чемодан, спустилась по трапу, глотнув горячего воздуха, надела темные очки и огляделась по сторонам. Вдалеке крошечное приземистое здание аэропорта, похожее на коробку из-под ботинок. Справа линию горизонта прочертили неровные вершины гор, слева летное поле упиралось в постройки с плоскими крышами, то ли склады, то ли ангары.
    Пассажиры пересаживались в желтый автобус с помятыми боками. У автобуса отсутствовали лобовые стекла, фары и передняя дверь, зато к задней двери был приделан большой металлический засов, который запирался на проржавевший навесной замок. Джейн перевесила сумку на правое плечо, вытащила из кармана пакетик леденцов, когда мужчина восточного типа, проложив себе путь напрямик, через толпу пассажиров, толкавшихся возле автобуса, остановился в двух шагах от нее.
    - Вы Джейн? – мужчина кричал, но его голос был почти не слышен за шумом винтов. – А я Рахат Садыков. Ну, который должен вас встретить. Я вас сразу узнал. Потому что мне сказали: самая красивая женщина на этом рейсе – это Джейн. Вы почти без багажа? Только эта сумка и чемоданчик? Вот же пустая башка. Нет, это моя пустая, не ваша. Меня предупреждали, что вы любите того... Путешествовать налегке.
    - Я не путешествую, я здесь по делам, - Джейн улыбнулась в ответ и протянула руку. – Приятно познакомиться.
    Мужчина провел пальцем по узкой полоске усов, пригладил короткие темные волосы и показал в улыбке безупречные зубы. На вид ему лет тридцать с небольшим, смуглая кожа, узкий разрез темных глаз. К встрече иностранной гостьи Садыков готовился тщательно, поскольку с американцами ни разу в жизни общаться не приходилось, и страсть как хотелось пустить заморской красавице пыль в глаза. Мол, знай наших. Ты думала, что летишь на край земли, где живут отсталые люди, а встречаешься с красавцем в шикарном прикиде, дорогущих ботинках и хорошей машине. Конечно, до американских тачек «Волге» далеко. Специальных опций немного: в салоне только печка и пепельница. Но ходовые качества машины в полном порядке.
    Неделю назад, узнав о приезде американки, Садыков завалился в дом Усмана, барыги, державшего палатку на вещевом рынке и толкавшего втридорога фирменные шмотки местным модникам. Когда барыга отказался открывать дверь, Рахат просто выбил ее ногой. И сунул под нос Усмана цветную картинку, вырезанную из журнала: высокий красавец в белом костюме стоит на берегу моря и любуется на закат. Морда у парня скучающая, судя по всему, он ждал свидания с путевой бабой, а та не пришла. И он весь из себя такой грустный. Садыков сказал хозяину палатки, чтобы тот через пять дней хоть из-под земли достал такой же костюм, белый на двух пуговицах, с накладными карманами и узкими лацканами.
    Если костюма не будет, - Садыков сграбастал торговца за ворот халата, - поставил его на колени. И, вытащив из-под ремня пистолет ТТ, стал тыкать в морду Усмана стволом пока кровь не пошла. Так вот, костюма не будет, - Садыков вернется и перестреляет всю семью торговца, а его самого повесит на скотном дворе. Угроза подействовала. Белый костюм, контрабандой завезенный из Бишкека, и шелковую рубашку цвета морской волны достали в срок. У одного водителя, перевозившие левые грузы из соседней республики, Садыков отобрал итальянские летние туфли из плетеной кожи, купленные на толкучке в городе Навои.
    До приезда американки оставалось еще двое суток. Садыков немного подумал и, дождавшись ночи, пробрался в огород, выкопал банку из-под чая, набитую деньгами. На следующий день он поехал в автосервис, что держал человек из влиятельного тейпа. Такому стволом в морду не ткнешь. Садыков заплатил за срочную работу, и кузов «Волги» перекрасили в белый цвет. Да, что за мужчина без красивой машины…
    - Давно тут торчу, - крикнул Садыков. – Мне сказали, что вы другим рейсом прилетите. Там вас не было. Я стал ждать следующего самолета.
    - Позже все расскажу.
    Не хотелось вспоминать, как борт из Москвы приземлился в аэропорту Самары. Там пассажиры дожидались пересадки на рейс до Ашхабада не тридцать минут, как обещали, а все четыре часа. И причину задержки никто не объяснил. Уже в Туркменистане была новая пересадка и новая непредвиденная задержка с вылетом. На полу, на узлах и чемоданах, валялись люди, похожие на беженцев, застигнутых войной. В здании аэропорта болтались подозрительные мужчины в полосатых халатах и войлочных тапочках. Цыганка с ребенком на руках пыталась продать Джейн губную помаду и тушь для ресниц, изготовленную на основе скипидара и гуталина, с такой настойчивостью, что Джейн была вынуждена купить косметику. Пассажиров посадили в самолет, потом вывели оттуда, сказав, что один из двигателей неисправен. И снова потянулось ожидание. Наконец людей определили в «Як – 40», которому забронировано место в музее авиации. Каким-то чудом этот раритет дотянул до Душанбе, не салившись в штопор.
    С другой стороны самолета стояла «Волга», неновая, но, по здешним меркам, вполне приличная. Хромированные бамперы блестели на солнце, под свежим слоем краски пятна ржавчины почти незаметны. Успевшая сказать всего несколько слов, Джейн устроилась на переднем сидении, рядом с Рахатом, который рванул машину с места и понесся к дальнему краю взлетного поля. Машина тормознула у глухого бетонного забора, перед и высокими железными воротами. Из будки, сложенной из бетонных блоков, вылезли трое военных, вооруженных автоматами. Старший по группе, офицер пограничник, глянул в лицо водителя, махнул рукой солдату. Мол, открывай, чего стоишь. Загудел мотор, лязгнули цепи, раздвинулись створки ворот.

*   *   *   *

    Девяткин, оставив машину за углом дома, причалил к парадному и стал ждать. Не успел он выкурить сигарету, как из густого вечернего мрака соткалась плотная фигура Саши Лебедева. Рост под два метра, бычья шея и мускулистые плечи, обтянутые пиджаком наводили на мысль, что с этим малым лучше не встречаться ночью в подворотне. Прибьет человека одной левой, как муху. И выпотрошит бумажник. Сейчас даже в свете тусклой лампочки, горящей над дверями, видно, что физиономия старшего лейтенанта основательно помята. Под левым глазом расплылось фиолетовое пятно синяка, разбитый нос налился синевой и распух, нижняя губа вывернулась наизнанку, будто Лебедев крепко прикусил ее.
    - Я редко говорю комплименты мужчинам, но сейчас, кажется, подходящий случай, - Девяткин хохотнул. – Слушай: ты хорошеешь день ото дня.
    Он вошел в парадное и стал подниматься вверх по лестнице, потому что лифта в доме не было. На ходу развязал узел галстука, свернул его трубочкой и опустил в карман.
    - На соревнованиях в последнем поединке попался такой амбал из Сыктывкара, - Лебедев потрогал распухший нос. - Я мужик не самый мелкий, но этот… Служит в конвойном полку по контракту. Техники маловато, зато силы – мама дорогая… Таскал меня по ковру, как куклу. Живого места не оставил… Думал, он просто разорвет меня надвое.
    - Можешь не продолжать, - оборвал Девяткин. – Я уже понял, что это ты порвал надвое того амбала. Давай по делу.
    - Тут живет некая Любовь Струнилина. Числится маникюршей парикмахерской и подрабатывает проституцией. Две судимости за кражи, обе сняты. Сейчас эта дама чистая, как стеклышко. Общается с разным сбродом. Устраивает гулянки, соседи подавили заявления по этому поводу. Хотели привлечь, но…
    Девяткин остановился перед квартирой, приложил палец к губам и показал Лебедеву на верхний пролет лестницы. На звонок открыла женщина тридцати пяти. Видимо, она только что выбралась из ванны или душа. Волосы еще сырые, а длинный красный халат, расшитый золотой ниткой, забрызган водой.
    - Кого тебе?
    Женщина недобро глянула на Девяткина, давая понять, что она никого не боится, особенно сейчас, под хмельком. Запросто открывает дверь ночью. И это без спросу, потому что женщина она боевая, с непрошенными гостями управится легко и просто: даст до зад, спустит с лестницы. И кости собирать не станет.
    - Ну, чего? Помолчать пришел?
    - Мне бы Жору, - Девяткин помялся. – На минутку.
    - А ты кто такой есть? – Женщина насторожилась. – Из ментовки что ли?
    - Ну, из какой я ментовки? - Девяткин только плечами пожал, робко заглянул в глаза хозяйки. – Я порядочный человек. Это даже без очков видно.
    Сделав шаг вперед, Струнилина высунулась квартиры, взглянула вверх и увидела физиономию Лебедева.
    - А это что за явление? – строго спросила она. – Сюда с разбитыми мордами ходить не нужно. Только позорите честную женщину.
    - Как насчет Жоры? – спросил Девяткин.
    - Никак. Нет его. И больше эта вонючка здесь не появится.
    Женщина рванула дверь на себя, но Девяткин успел вставить ногу в проем. Оттеснил хозяйку в сторону и шагнул в прихожую, Лебедев вошел следом. Через пару минут стало ясно, что Жоры в двухкомнатной квартире нет. Его место на кровати занял какой-то заросший шерстью кавказец, перепуганный настолько, что позабыл русский язык. Он сам, не дожидаясь команды, рухнул на пол и завел руки за голову.
    - А трепался, что не мент, - Струнилина кривила губы в презрительной ухмылке. – Порядочный, говорит, человек… У тебя есть разрешение суда, чтобы устраивать ночью беспредел в порядочном доме? А нет, - выметайся к такой-то матери.
    На туалетном столике, заключенная в подстаканник из розового стекла, горела ароматическая свечка, распространявшая отвратительный сладковатый дух, напоминающий запах гниющей плоти. На полу валялся совершенно голый мужик. Он неровно дышал и хлюпал носом, будто собирался пустить слезу или давал знак хозяйке выбирать выражения в беседе с представителями власти. Хозяйка знаков не понимала, вино бродило в крови, адреналин зашкаливал. Девяткин сунул под нос Струнилиной милицейское удостоверение, пусть видит, что он майор с Петровки, а не младший сержант местного РУДВ. И сказал: - Ну, про Тоста что-нибудь вспомнила? У меня со временем негусто, если соврешь хоть слово, вызову наряд. Вместе с хахелем поспите в кандее. Утром вас пробьют по картотеке. Его отпустят, если вопросов не будет. Но, думаю, вопросы возникнут. А вы, гражданка Струнилина, готовьтесь к худшему.
    - К чему это мне готовиться? – хозяйка уперла руки в бока. – Я не при делах, ты знаешь.
    - Это не важно. Подберем статейку по своему выбору. Воровство, мошенничество или еще что. И свидетелей твоих противоправных действий найдем. Это без проблем, ты же знаешь наши методы. Отбомбишь две-три зимы за Полярным кругом. И снова свободна, как вольный ветер.
    - Уж знаю ваши методы, - женщина испугано покосилась на Лебедева.
    Она подумала, что насчет статьи и зоны в Заполярье мент порожняк гонит, берет на пушку. А насчет кандея, пожалуй, - правда. Засунут ее и Тамаза в подвал районного управления внутренних дел, завтра промаринуют до обеда. Штраф слупят. Одни неудобства, и клиента хорошего потерять можно. Тамаз всегда платит сверх таксы, весь из себя мужчина обходительный, с манерами, не какой-нибудь вахлак. И терпеть все эти унижения, лишаться заработка из-за какого-то Тоста… Нет уж, простите.
    - Он у своей лярвы, зовут ее Людка, - Струнилина размазала по щеке мутную слезинку. – Долговязая такая, ноги, как у цапли. А руки, как грабли. Тост звонил от нее, хотел кое-какое барахлишко забрать. Пару рубах и брюки модные. А я ему сказала, что тряпки выкинула к черту на помойку, у меня тут не камера хранения. Моду взял… Если денег нет, он сюда шурует, а как копейка заведется, в Мытищи прется. К своей мымре.
    - Адрес?
    - Не знаю, - покачала головой Струнилина.
    - Может быть, этот? – Девяткин сунул под нос хозяйки бумажку с адресом, полученную от осведомителя. – Ну, вспоминай.
    - На твой бумажке не написано, что это в Мытищах. Значит, не тот адрес. Подожди-ка… Когда Тост сюда звонил, я телефон с определителя срисовала.
    Струнилина вышла из комнаты, пара минут пыхтела на кухне, двигала с места на место банки с крупой, наконец, вернулась с тетрадным листком, на котором губной помадой были выведены несколько цифр. Пять минут ушло на то, чтобы созвониться с информационным центром ГУВД и выяснить: телефон с таким номером оформлен на гражданку Людмилу Зенчук двадцати восьми лет. Нигде не работает, не судима, разведена, есть ребенок. Проживает в Мытищах, в собственном частном доме в пяти кварталах от железнодорожной станции. Девяткин подмигнул старлею, мол, учись методам работы старших товарищей. Лебедев потрогал кончик носа, вздохнул и со злости пнул ногой кавказца, который, без разрешения, попытался встать с пола, чтобы натянуть трусы.
    - Молодец, - похвалил Девяткин Струнилину. – Вижу, становишься человеком. Сознательность потихоньку просыпается, растешь морально… И все такое.
    - И все такое, - передразнила хозяйка.
    Едва милиционеры вышли из квартиры, Струнилина поникла, как цветочек под ярким солнцем. Хмель выветрился из головы, а на смену бездумной храбрости пришли трезвые мысли. Напрасно она сболтнула про Тоста, надо было стоять на своем – не знаю, не ведаю, - и шабаш. И если на то пошло, в камере переночевать, - тоже не велика беда. Жора – хоть и последняя скотина, но сдавать его ментам, как пустую посуду, себе дороже. Этот церемониться не станет, не из того теста слеплен. Припрется и открутит голову. Или ножом лицо разрисует.
    Струнилина объявила клиенту, что сеанс любви отменяется, у нее образовалось женское недомогание. Сама бросилась к телефону, сорвала трубку, набрала номер, что отдала менту. В трубке что-то затрещало, кто-то покашлял прямо в ухо женщины, и связь оборвалась. В следующую секунду в прихожей тренькнул звонок.
    Едва хозяйка сняла дверную цепочку, ввалились менты в форме, взяли ее под руки и, как была в одном халате, выволокли на лестницу. Кавказца, успевшего надеть штаны, заковали в наручники и поволокли следом. На казенной машине увезли в местное РУВД, спустили в подвал и заперли в кандее.

*   *   *   *

    По шоссе «Волга», быстро долетела до города. И запетляла по пустынным узким улицам. Сквозь запыленную листву вечно зеленых кустов и деревьев проглядывал унылый пейзаж: крашенные известью глинобитные дома с узкими и темными окнами, заборы, местами обвалившиеся, какие-то приземистые постройки, то ли дровяные сараи, то ли кошары для овец.
    За время пути Рахад рассказал, что Джейн будет жить не «Айни», где заказывали номер. Там накануне бандиты убили двух заготовителей из Куляба, всю выручку за проданный скот выгребли и смылись. Пока остановится в ведомственной гостинице бывшего министерства мелиорации «Баскунчак». Ковров и кондиционеров там нет, но люди останавливаются проверенные, степенные: снабженцы из глубинки, командировочные чиновники. А не всякая шпана. Питаться можно в закусочной «Курык», это через площадь первый переулок. Если верить слухам, тамошней стряпней еще никто не отравился насмерть. А небольшие проблемы с желудком – они у всех приезжих.
    До конторы, где придется работать, и в поездках по городу Джейн будет сопровождать сам Садыков. Во избежание нездорового интереса и в целях безопасности, о том, что Дженйт иностранка, лучше никому не говорить. Ни старику коридорному, ни кастелянше, что сидит у входа в гостиницу. Душанбе сейчас не самое безопасное место на свете, гражданская война закончилась только на бумаге, в округе продолжают постреливать. Граница с Афганистаном вон она, рядом. В городе полно всяких вооруженных ублюдков, готовых пустить кровь за дозу героина, которая тут не дороже кукурузной лепешки. Если Джейн захочет, Садыков без проблем найдет двух-трех парней, которые умеют обращаться с оружием. У номера Джейн поставят дежурного, а сопровождать ее в поездках по городу будет еще одна машина.
    - Этого не требуется, - ответила Джейн. – Я рассчитала так: работа с бумагами – это два-три дня. Затем выезжаем на место, в поселок Измес. Продолжим работу там. Это еще два-три световых дня. На этом все. Затем я вылетаю обратно.
    - На мой взгляд, нечего в Измесе осматривать, - ответил Садыков. – Пару лет назад хотели наладить производство по выделке кожи. Начали строительство. Подвели электричество. Даже завезли пару станков и химикаты. Но на том и бросили. Все, что люди смогли растащить, - растащили. Что не могли – то сожгли или искурочили. Теперь там голые стены.
    - Мне платят деньги за экспертную оценку недвижимости. Если я буду сидеть в кабинетах и перебирать бумаги – быстро потеряю хорошую работу. И свою репутацию испорчу навсегда.
    - Мое дело предложить, - легко согласился Садыков. – А моя задача сопровождать вас. Обеспечивать всем необходимым и следить, чтобы вы ни в чем не нуждались. Если надо посмотреть тот дом без крыши – поедим и взглянем. А где вы так научились говорить по-русски? Лучше моего.
    - В Америке, - коротко ответила Джейн.
    Садыков только хмыкнул в ответ. И напоследок, останов машину перед двухэтажным кирпичным зданием гостиницы, добавил:
    - Вообще-то я за дружбу народов. И чтобы миру – мир.

*   *   *   *

    Он помог Джейн зарегистрироваться в гостинице, поговорил с консьержкой, малограмотной женщиной, плохо понимавшей по-русски. Показал номер, выходивший единственным окном на задний двор. В комнате помещалась железная кровать, полированный стол, бельевой шкаф, пара стульев с прямыми деревянными спинками. И еще пожелтевший от времени холодильник, издававший странные звуки, напоминающие хрипы смертельно больного осла.
    В углу железный рукомойник, под ним помойное ведро. На полу – пластиковая бутылка с мутной водой, это для умывания. Над кроватью в рамке под стеклом пылится репродукция картины, изображавшей то ли пустыню, то ли поле с пожелтевшей травой. Над полем вставало зловещее багровое солнце. Джейн спросила, нет ли в номере душа, но ее провожатый только головой покачал и распахнул низкую дверь. Посреди крошечной уборной стоял унитаз, сверху на длинном шнуре свисала груша лампочки.
    - Туалет есть – и то хорошо, - сказал Садыков. – Туалеты только в номерах люкс. Для остальных постояльцев - удобства во дворе. А душ в конце коридора. Общий. Один на этаж. Воду дают по вечерам. Расписание подачи воды – на входной двери внизу. Перепишите в блокнотик.
    Он вышел из номера и вскоре вернулся с настольным вентилятором и еще одной бутылкой воды для умывания.
    - Раздобыл у директора гостиницы, по знакомству, - сказал Садыков. – В городе достать вентилятор трудно. И у людей нет денег, чтобы покупать дорогие вещи. Располагайтесь как дома, отдыхайте. К вечеру заеду за вами, покажу город. Да, кстати. Еще раз прошу: будете выходить в коридор, в разговор ни с кем не вступайте, если кто в дверь постучит, не открывайте. Тут американцев сроду не видели. Если пойдут слухи, что вы остановились в гостинице, сюда толпа любопытных набежит. Под окнами мальчишки станут клянчить деньги… А за ними взрослые повадятся… Господи, не приведи.
    - Но ведь та женщина на рисепшене… Она знает, чтоя из Америки.
    - Здесь я зарегистрировал вас как Антонину Максимова. Русскую. И еще я предупредил ту бабу за конторкой, что вы плохо слышите. Ну, чтобы и она не приставала с вопросами.
    - Спасибо за заботу. А теперь разрешите я переоденусь?
    Садыков, уходя, оставил на столе ключ от номера.

*   *   *   *

    Ночью горячий ветер пригнал в город тучи песка и пыли, но к утру буря успокоилась. Белая «Волга» Рахата Садыкова остановилась возле гостиницы, как договорились накануне, около семи утра. Джейн спустилась вниз и заняла место рядом с водителем. Садыков мрачно кивнул и так резко дернул машину с места, что из-под колес едва успела выскочить бродячая собака.
    После вчерашнего знакомства с Джейн, он испытывал разочарование. Вечером американка согласилась пройтись по городу. Собиралась долго, вышла из номера в светлых штанах до колен и желтой майке. Смущенный ее легкомысленным видом, Садыков терпеливо объяснил, что здесь не Москва. Женщины не носят шорты в обтяжку, майки без рукавов. В городе много мусульман, подобные наряды оскорбляют их религиозные чувства.
    Джейн пришлось вернуться в номер и переодеться, когда они наконец двинули вверх по широкой улице, быстро стемнело. Солнце просто свалилось за ближайший склон горы, на небе высыпали звезды, крупные, как серебряные монеты. Из облака выплыл гнутый месяц, похожий на кривой арабский кинжал. Экскурсию пришлось прервать, потому что в темноте немногое увидишь, Садыков вывел свою спутницу на базарную площадь, слева бледнел абрис мечети, унылого прямоугольного здания, сложенного из серого камня. По другую сторону светилась вывеска ресторана «Восток» и слышалась музыка. Что ж, самое время поужинать. Рахат сказал, что ресторан - европейский, посетители сидят за столами на стульях, а не на коврах, поджав ноги. Кухня отменная, шеф повар «Востока» год работал в русском городе Ярославле.
    Время от времени из западной части города, со стороны равнины, в воздух поднималась осветительная ракета. Взлетая, оставляла за собой шлейф серого дыма, и долго висела в ночном небе, окрашивая землю и постройки вокруг площади в мертвенный зеленовато-синий цвет. Поднявшись на крыльцо ресторана, Рахат долго барабанил ногой в высокую дверь, обитую пластинами железа. Узкие окна, занавешенные плотной тканью, почти неразличимы в темноте, слышался запах подгоревшего бараньего сала. Наконец наружу вывалился здоровенный детина славянского типа в темном костюме и светлой рубашке. Человек оказался метрдотелем. Из разговора Джейн поняла, что с местами глухо, половина зала отдана под банкет, справляют юбилей какого-то знатного аксакала, остальные места заказаны еще с позавчерашнего дня.
    «Вышвырни кого-нибудь и освободи столик, - сказал Садыков. – Поторапливайся. Видишь, женщина ждет». Он старался говорить тише, но не мог, громкая музыка заглушала речь. Рахат поглядывал на Джейн, стоявшую внизу, не слышит ли она разговора. «Кого я выкину? – метрдотель чувствовал себя неуютно, он вытирал лоб платком и жалко улыбался. – Там все солидные люди. Публика отборная». «Мне до лампочки. Выбери пару идиотов, на свое усмотрение, - усмехнулся Садыков. – Живо». Он заглянул в глаза метрдотеля и тот сдался. «Будет сделано», - прошептал он и шагнул к дверному проему.
    «Никого не надо выкидывать, - громко сказала Джейн. – Мы уходим. Ужин отменяется». Она развернулась и быстро зашагала в темноту площади. Садыков, понимая, что вечер безнадежно испорчен, побежал следом. Он что-то бормотал в свое оправдание. Мол, не в том смысле выкинуть посетителей, не в прямом. Как раз наоборот, он только просил пересадить людей в другой зал, найти им столик у окна, чтобы поудобнее... Джейн не слушала. Дошагали до гостиницы, и она закрыла хлопнула дверью перед носом провожатого.

*   *   *   *

    Сегодня, переживая несправедливое унижение вчерашнего вечера, Садыков смолил сигарету за сигаретой и молча крутил баранку. Подъехали к длинному одноэтажному дому, Садыков открыл железные ворота, загнал машину во двор и по узкому коридору провел женщину в крайнюю комнату. Единственное окошко, забранное решеткой из железных прутьев, выходило на улицу. Обстановка своим аскетизмом под стать гостиничной: колченогий однотумбовый стол, конторский шкаф, за его застекленными дверцами пылился железный чайник и несколько стаканов. И еще огромный несгораемый сейф в темном углу. Погремев ключами, Садыков открыл дверцу сейфа, выложил на стол несколько тощих папок с бумагами.
    - Здесь все документы по этой фабрике, - сказал он. – То есть все, что удалось спасти.
    - В каком смысле «спасти»? – Джейн устроилась на краешке единственного стула, вытащили из сумки ноутбук, портативные сканер и принтер.
    - Здесь, в старом городе, электричество дают по нечетным числам, - процедил сквозь зубы Садыков. – Только по вечерам. Всего на два-три часа.
    - Ничего, батарей хватит четыре часа. И у меня еще есть запасные. Так что с документами?
    - Зима была холодная, мыши прогрызли заднюю дверцу шкафа, пытались сожрать бумаги, - Рахат погремел ключами. – Кое-что сожрали, остальное я переложил в сейф. Специально купил по дешевке. В него мыши не залезут. Вы работайте спокойно, в здании нет ни души. И никто не появится. Когда за вами заехать? Ну, чтобы пообедать?
    - Я тут перекушу, - Джейн выложила из сумки на стол банку консервов, поставила бутылочку с водой. Провизию она купила в гостиничном буфете, который работал всю ночь. – Я жду вас в два часа дня. К этому времени я разберусь с документами. Составлю опись, сделаю электронные копии. Напечатаю запросы, которые нужно будет развести по адресам, чтобы не терять времени на их рассылку.
    - Что? – не понял Садыков.
    Джейн терпеливо объяснила. Запросы в земельный комитет. И в два министерства. Нужно выяснить, когда и кто выделял землю под строительство фабрики по выделки кожи. Кто подрядчик и субподрядчик строительства, какова кадастровая, то бишь официальная стоимость земли. Есть еще ряд вопросов, которые нужно прояснить в срочном порядке.
    Садыков промокнул лоб платком и опустился на стул. Пришла его очередь кое-что объяснить. Он рассказал, что тут дела делают по-другому. Чиновники в министерствах не станут отвечать на какие-то сомнительные запросы, составленные не поймешь кем. Если нужно получить справку или еще какой документ, через знакомых находят нужного человека. Приглашают его в ресторан или чайную, при встрече обговаривают цену, которую проситель должен заплатить за справку, диплом или свидетельство. За небольшой бакшиш Джейн получит любой документ, любого содержания.
    - С нужными людьми я сведу вас сегодня же, - Садыков прижал руки к сердцу. - Уже завтра будут все документы. И на этом все. Работа сделана, командировка закончена. Можете возвращаться обратно. Здесь любят доллары. Понимаете?
    - Разумеется. Но мне не нужны купленные справки. Мы поступим так, как я сказала. Вы доставите в министерства мои запросы. А я получу официальный ответ.
    - Долго ждать придется.
    Садыков хмыкнул. Он пришел к выводу, что Джейн упряма, как тот ишак, что стоит на привязи у дома через улицу. А упрямство – это хуже, чем глупость. Это такой тяжкий недуг, его не вылечит даже известный местный знахарь, полуслепой старик, настоящий волшебник, который отпаивает своих пациентов лечебными травами и, случается, поднимает умирающих со смертного одра.
    - Завтра, чтобы не терять времени, выедем на место. Возможно, к нашему возвращению бумаги будут готовы. Вот список снаряжения, которое потребуется для поездки. Сможете достать?
    Садыков взял из рук Джейн исписанный листок. Так, как… Две туристические палатки, топор, две рулетки, геологические молотки, пара спальных мешков, рюкзаки, консервы, вода и еще кое-то по мелочи.
    - Достану, - кивнул он. – Кстати, оружие нужно?
    - Мы ведь не на войну собираемся.
    - Карабин не помешает. Время неспокойное.
    - Хорошо. Сколько это будет стоить?
    Джейн отсчитала деньги. Через минуту она увидела, как по улице пропылила белая машина Садыкова. Джейн раскрыла первую папку, рассортировала бумаги. Покончив с этим, вытащила из сумки трубку спутникового телефона, позвонила Чарльзу Хейнсу, заведующему московским отделением аудиторской фирмы «Хьюз и Голдсмит». Коротко обрисовала ситуацию, сказав, что командировка может затянуться на пару дней по не зависящим от нее причинам. Без знакомств с высокими чиновниками, без взяток здесь плюнуть нельзя. Примерно как в Москве, даже еще хуже. Впрочем, она и не рассчитывала, что все пойдет гладко.
    - Что ж, желаю удачи, - голос Чарли не источал оптимизма. – Жду твоих звонков каждый день, как договорились.
    Джейн дала отбой, включила сканер и стала копировать документы.

*   *   *   *

    Той ночью, когда сыщики встретились с гражданкой Струнилиной и ее поклонником с Кавказа, взять Тоста не удалось: дом его любовницы оказался пустым. Оперативники во главе с Девяткиным наладили посменное двенадцатичасовое дежурство, провели в засаде в общей сложности шестьдесят пять часов, когда в дом нагрянула веселая компания женщин и мужчин. В окнах засветился свет, а на улице стала слышна танцевальная музыка.
    В ночную смену попали Девяткин с его давним напарником Сашей Лебедевым. Они рассчитывали, что к полуночи веселие кончится, и гости с хозяйкой завалятся спать, но ошиблись. Окраина небольшого города тонула в дожде и тумане, но свет в окнах частного дома гражданки Зенчук все светился. На занавески ложились и пропадали чьи-то тени, даже сквозь шум дождя можно услышишь музыку. Изредка под навесом крыльца возникали темные очертания человеческих фигур, вспыхивали оранжевые огоньки сигарет, это хозяйка, видимо, боявшаяся пожара, выгоняла мужчин курить на воздух.
    Старлей, развалившись на переднем сидении машины, рядом с Девяткиным, молчал и думал о чем-то своем. Дождь то затихал, то принимался лить с новой силой, стучал по крыше машины и лобовому стеклу, а дом за низким штакетником забора и полупрозрачными ветками сада жил своей веселой жизнью. Где-то вдалеке, на станции, слышались гудки скорых поездов. Девяткин только что закончил разговор с дежурным по информационному центру ГУВД, положил трубку в карман и тоже приготовился к долгому ожиданию. Развернул фантик конфеты и сказал:
    - Только сейчас окончательно пробили этого Тоста. Выходит, это тот самый собачий хрен, которому я когда-то утроил командировку на пять лет в республику Коми. Ему предъявили обвинение в убийстве и разбое, но осудили только за разбой. Адвокат хорошо постарался. Жора Тост, он же Георгий Серов, тридцать восемь лет, четыре судимости.
    - Все по мокрым делам?
    - Не совсем. Первый раз попал в поле зрения милиции, когда ночью гулял со своей бойцовой собакой. И от нечего делать натравил пса на беременную женщину, которая поздно возвращалась домой. Собака искусала ей лицо, вырвала щеку, выгрызла левый глаз. А Тост стоял и курил, наблюдая за этой сценой. Женщину спасли, но у нее случился выкидыш. Ребенок не выжил. Тост получил условный срок, адвокату удалось доказать, что в его действиях не было злого умысла, собака просто взбесилась.
    - И много у него таких подвигов? – Лебедев зевнул.
    - Хватает. Как-то отобрал сумку у женщины почтальона, засунул бабу в мусорный бак, навалил сверху кирпичей, чтобы не вылезла. А затем облил бак керосином, хотел поджечь. Помешали рабочие, которые возвращались со смены через пустырь. Еще раз засветился, когда сбил машиной прохожего. Вылез из тачки. Вроде бы, вокруг никого. Короче, он обобрал мужчину до копейки. Вытащил бумажник, сорвал цепочку с шеи, снял часы, сел в машину и уехал. Когда задержали, симулировал сумасшествие.
    - Этот Тост не по нашему отделу. Не по убойному, - сказал Лебедев. – Психопат и садист.
    - С головой у него все в порядке, неоднократно проходил освидетельствования в институте Сербского. Но у него был очень хороший адвокат и еще богатые родители. Со связями. До поры удалось отмазываться от всех неприятностей. Потом отца посадили за растрату казенных денег, и хорошая жизнь пошла к закату. Но это все – дела давно минувших дней. После последней отсидки Тост на пару лет исчез из поля зрения милиции. Где его искать, жив ли – не было никаких данных. И вот на тебе - нарисовался, не сотрешь. Теперь, кажется, торгует дрянью. Как говориться, нашел свое место в жизни.
    - А почему этого господина крутим мы, убойный отдел? – спросил Лебедев. – Завалил кого-нибудь?
    - Долгая история. И темная. Сначала возьмем Тоста, а потом я тебе все выложу. И он нам что-нибудь интересное наверняка расскажет. Давай, топай на разведку. Обойди дом, посмотри, что и как.
    Когда старлей, тихо прикрыв дверцу, двинул к дому, Девяткин включил приемник, передавали прогноз погоды. Дождь, понижение температуры…

*   *   *   *

    Юрий Иванович прикурил сигарету, заслоняя ладонью тлеющий табак, глубоко затянулся. Он подумал, что взять Тоста – штука не самая сложная. А вот сдвинется ли с мертвой точки важное дело, которое повесили на убойный отдел, - вопрос. Девяткин до тошноты ненавидел истории, в которых замешаны иностранцы, потому что где иностранец – там почти всегда политика или что-то в этом роде. Где американец – политики вдвое больше. А политикой Девяткин не интересовался, потому что других забот хватало.
    В былые времена сомнительная привилегия разбирать преступления, в которых фигурировали подданные иностранных государств, доставалась КГБ. Но жизнь меняется и, как правило, не в лучшую сторону. КГБ превратилось в ФСБ, а иностранцев в России сейчас гостит или работает столько, что расследование уголовных преступлений с их участием передали ментам. А сверху Генеральная прокуратура и ФСБ наблюдают за ходом следствия, дают указания, требуют объяснений, если срок следствия затягивается. И нет конца этой мотне.
    На этот раз иностранец, точнее гражданка США прямого отношения к убийству не имела, некая Джейн Тони Майси проходила по делу как свидетель. Женщина прибыла в Москву в начале мая, она аудитор фирмы «Хьюз и Голдсмит». Начальник Девяткина сказал, что эта контора хорошо известна в деловых кругах, высокая репутация, ну, и так далее. Специалистов фирмы в свое привлекали в качестве консультантов для работы на российское правительство, Джейн Майси – едва ли не самый крутой эксперт в этой конторе, занимается оценкой промышленных объектов и земельных угодий. Поэтому облажаться нельзя, и следствие нужно закончить в сжатые сроки с положительным результатом.
    Девяткин начальству верил на слово, впрочем, ему до лампочки, какая у той фирмы репутация. Его волновали только обстоятельства дела, а эти обстоятельства оказались настолько странными, что не укладывались в рамки логики. В незакрытой машине Майси, на заднем сидении по правую руку от водителя, был обнаружен труп мужчины примерно тридцати пяти-сорока лет. Потерпевший был жестоко избит, а затем застрелен с близкого расстояния, почти в упор, из пистолета российского производства, предположительно системы Макарова девятого калибра. Одну пулю выпустил в грудь жертвы, вторую в голову, точно между глаз. Преступление было совершено в другом месте, возможно, у реки или озера. Об этом свидетельствуют частицы илистого грунта на ботинках. Затем труп перевезли в Москву и засунули на заднее сидение машины. Личность убитого до сих пор не установлена.
    По Москве Майси передвигалась на «Джипе Либерти», сзади стекла затемненные. Женщина дворник, спозаранку подметавшая площадку перед подъездом, подошла вплотную к машине, но не сразу обратил внимание на неподвижную фигуру на заднем сидении. Она постучала в стекло, никто не отозвался. Дворник дернула ручку дверцу, к ее ногам вывалился мужчина с черной дыркой между глаз и окровавленным лицом. Женщина закричала так, что услышали в дальних домах.
    В тот же день после обеда Джейн Майси давала объяснения на Петровке. Во время допроса в кабинете Девяткина торчали русский адвокат, два представителя американского посольства и переводчик, в котором не было никакой необходимости. Все присутствовавшие прекрасно владели русским языком. Кроме того, в кабинет завалились два чина из московской прокуратуры, полковник МВД, курирующий главк, и сама Джейн. Она отвечала на вопросы односложно, как показалась Девяткину, сильно волновалась, робела с непривычки или еще по каким-то причинам. Говорильня растянулась на два с половиной часа, потому что представитель посольства запретил Джейн общаться со следователем на русском языке. Всю бодягу переводил замороченный, совершенно тупой мужик, который взял за правило по два раза переспрашивать вопросы и ответы.
    Удалось узнать, что последние два дня Джейн добиралась до офиса пешком или троллейбусом, что ходит по Тверской. В городе пробки, а до работы рукой подать. Машину оставила возле своего дома третьего дня и больше к ней не подходила. Человека, обнаруженного на заднем сидении, никогда в глаза не видела. Как он попал в машину, может только предполагать. Возможно, она забыла нажать на кнопку брелка охранной системы. А неизвестные, воспользовавшись ее забывчивостью, забрались в машину. Возможно, злоумышленники хотели угнать иномарку. Между ворами завязался спор, который перерос в ссору. Один из преступников убил другого. Это только версия, на которой Джейн, разумеется, не настаивает.
    Девяткин взял с Джейн подписку о невыезде, устно повторил, что она не имеет права покидать город без официального разрешения ГУВД. Закончив допрос, пошел к руководству. «Первым делом выясни личность убитого, - приказал начальник следственного управления Богатырев. – Большая просьба – не тяни с этой мокрухой. Я наперед знаю, что сверху будут давить и портить кровь, пока мы не все не раскрутим. Постарайся, Юра. Я ведь в отпуске еще не был».
    Давать указания легко, кстати, в отпуске и сам Девяткин не был, а вот выяснить личность убитого… Это не для средних умов. В карманах жертвы не обнаружено документов, квитанций из прачечной или ломбарда, магазинных чеков. По милицейским картотекам он не проходил, пальчики трупа не значились ни в одной базе данных. Характерных примет, шрамов, бородавок, крупных родинок или татуировок нет. Одежда фирменная, но точно определить, где куплены шмотки – задача практически невыполнимая. Возраст приблизительно тридцать семь – сорок лет.
    В потертом бумажнике двести долларов, плюс некоторая сумма в рублях. И, главное, полтора десятка чеков с героином. Зачем мужчине столько разовых доз наркотика, понятно без подсказок: товар на продажу, надо полагать, убитый был сбытчиком дряни. Но сам, как и всякий уважающий себя сбытчик, наркотики не потреблял, следов инъекций на теле нет. Героин афганский, с примесями, разбавлен тальком на тридцать один процент.
    Читая заключения комплексной экспертизы, Девяткин тер ладони, будто они замерзли: героин – это уже зацепка. Приблизительно очерчен круг лиц, мелкие торговцы дрянью и воровская братия, через которых можно навести справки об убитом. В следующие десять дней Девяткин поставил на уши всех осведомителей, - нужно узнать имя оптового торговца афганской дрянью, который разбавляет героин тальком. И вот результат: есть конкретное имя - Серов, кликуха - Тост, есть даже адрес любовницы. Как только на Тоста наденут браслеты, можно считать, что полдела сделано. Тост наверняка знает, откуда в машине американки появился труп сбытчика. Может быть, знает имя убийцы. А, может, сам сработал. Ему не впервой.

*   *   *   *

    Сейчас, сидя в машине и глазея, как по лобовому стеклу медленно ползут дождевые капли, Девяткин вспомнил, что Джейн одна, без переводчика и представителя посольства, явилась к нему в кабинет и попросила отпустить ее в Душанбе. На два-три дня, не дольше. Ее фирма занимается аудитом одной русской компании, у которой были интересы в Таджикистане. «Я сниму подписку, - ответил Девяткин. – Временно. Потому что дней через десять вы понадобитесь мне здесь, в Москве. Кстати, вы по-русски отлично говорите». «Спасибо, - улыбнулась Джейн. – Через десять дней вы поймаете убийцу?» Девяткин неопределенно пожал плечами и поставил размашистую подпись в пропуске.
    А пару дней назад в сопровождении адвоката и переводчика приперся дородный хорошо одетый американец, представился Чарли Хейнсом, начальником Джейн, заведующим представительством фирмы «Хьюз и Горлдсмит» в Москве. Этот тип сообщил, что Майси бесследно пропала в Таджикистане, куда вылетела в командировку. Она не выходит на связь почти неделю, а в гостинице, где она должна остановиться, американку в глаза не видели. Теперь Девяткин должен принять все меры, чтобы найти женщину.
    То ли этот Чарли был совсем на голову слабый, то ли работал под дурачка, но он не понимал простых вещей, которые пришлось втолковывать десять раз. Состав преступления не установлен, то есть никто не знает, пропала Джейн на самом деле или просто не хочет звонить в Москву. Даже если она исчезла, - это не проблема Девяткина. Уголовные дела расследует то милицейское подразделение, на территории которого было совершено преступление… Таджикистан – много лет назад был одной из республик бывшего СССР, теперь это заграница, другое государство, чужая страна. Американец кивал головой, но не уходил, а лез с новыми замечаниями и вопросами.
    Разговор, тупой и бессодержательный, завершился самым неожиданным образом. Девяткину позвонил куратор из МВД и посоветовал отнестись к американцу внимательно, а факт исчезновения Джейн Майси взять на контроль. Так и сказал «факт исчезновения». Ясно: никто не требует героических усилий в поисках американки. Надо просто вежливо поговорить с этим Чарли и проводить его до двери. Девяткин нарисовал на листке перекидного календаря чертика, вежливо выпроводил Чарли за дверь и забыл о его существовании.
    А вот сейчас вспомнилось…

*   *   *   *

    Девяткин выкурил еще одну сигарету, послушал пару песен, что крутили по радио. Когда передняя дверца открылась, и на сидение упал Лебедев, майор обратился в слух. Рапорт оказался коротким. Лебедев промок до нитки, на дворе темно, как в могиле. Но удалось установить, что на задах дома - глухой забор высотой примерно два метра, под навесом чья-то машина без номеров. Ближе к забору дровяной сарай, запертый на навесной замок. Летний туалет забит досками, видимо, в дом провели канализацию. Светятся два окна, одно темное.
    Лебедев залез на чурбан, сквозь полупрозрачные занавески заглянул в комнаты. В одной стоит застеленный диван, на нем валяется мужик в штанах и рубахе. Видно, совсем бухой, смотрит в потолок и зевает. В другой комнате на кровати лежит мужик с бабой, женщина раздета. Дело идет к этому, ну, этому самому, но свет почему-то еще горит. Еще двух человек Лебедев видел на пороге дома: мужчина с женщиной выходили покурить. Слышны голоса, но сквозь шум дождя слов не разобрать. По его подсчетам, в доме четверо мужчин и две женщины.
    Девяткин слушал рассеяно: если Тост в доме, а он в доме, то надеть на него браслеты – раз плюнуть. Надо только дождаться, когда сон свалит с ног этих обормотов. Видимо, ждать осталось недолго. Важно справиться с замком по-тихому, войти в дом без лишнего шума.
    - Остальное пустяки, - вслух сказал Девяткин.
    - Что? – насторожился Лебедев.
    - Возьмем Тоста, а остальное – пустяки, - пояснил Девяткин.
    - Возьмем, - кивнул Лебедев. – Не таких орлов вязали.

*   *   *   *

    Хозяин фирмы «Васта» Станислав Рогов не любил засиживаться в рабочем кабинете допоздна, но последние месяцы, после трагической гибели компаньона Василия Ивченко, самому приходилось экскаватором разгребать накопившиеся дела, большие и маленькие, а дел этих заметно прибавилось. Поэтому времени на личную жизнь почти не оставалось, а рабочий кабинет на втором этаже старого особняка в центре Москвы сделался Стасу вторым домом.
    Последние дни он был занят обычной рутиной: подготовкой к продаже старого неработающего завода в пригороде Ярославля, в свое время купленного за сущие гроши. Все оборудование было распилено на металлолом и продано. И сам завод был поделен на три отдельных куска, каждый из которых ждал своего покупателя. Складские помещения приобретает местная деревообрабатывающая фабрика. От двух производственных цехов остались голые стены. Казалось, это на это добро долго придется искать любителя. Но к цехам от городской товарной станции тянулась железнодорожная ветка. Это решило исход дела: цеха ушили местной торгово-закупочной фирме, спекулирующей углем и мазутом. Административный корпус продадут как отдельно стоящее офисное здание.
    Главное, удалось взять хорошую цену за старые сомнительные объекты. Большую часть денег, как обычно, отдадут черным налом, а в договорах купли-продажи будут проставлены цифры, не имеющие никакого отношения к реальной цене предприятия. И сам договор оформлен на фирмы однодневки, руководят которыми подставные лица по подложным документам. Фирмы и люди исчезнут сразу после того, как настоящий покупатель выложит деньги на бочку.
    С одиннадцати ночи Рогов проверял бумаги, подготовленные юристами. На отдельном листке он отметил, что по офисному зданию не готов договор с пожарными и местными энергетиками, а без этих бумаг работать нельзя. Начирикав на листке пару строк с указаниями немедленно оформить договора, подписать и поставить печати соответствующих ведомств и все доставить в Москву к понедельнику, Рогов закрыл папки с бумагами, положил их на край стола.
    В кожаном кресле за кофейным столиком сидел юрист «Васты» Александр Шатун. Ожидая, когда босс освободится, он разыгрывал сам с собой сложную шахматную партию. В недавнем прошлом, когда штат фирмы превышал пять сотен человек, Шатун выполнял функции начальника службы безопасности. И неплохо справлялся со своими обязанностями. Охраняя имущество фирмы как цепной пес, он сумел не испортить отношений ни с милицией, ни с бандитами.
    - Думаешь, как провести остаток сегодняшней ночи? – спросил Рогов. – Ты прикидываешь, что лучше: завалиться к девочкам или хорошо отоспаться. Угадал?
    - Есть третий вариант: напиться, - отозвался Шатун, не отрывавший взгляд от шахматной доски. – У меня коллекция хорошего виски: шотландского, ирландского, американского, австралийского… Не хочешь составить компанию?
    - Не сегодня. Я слишком устал. Выпью полстакана и вырублюсь.
    Он встал из кресла, подошел к подоконнику и стал смотреть на темную улицу. Он думал, что у фирмы «Васта» оставалось уже не так много недвижимости, когда-то купленной за гроши, теперь подорожавшей в сотни раз. Распродажа активов началась более года назад, когда компаньон Стаса, совладелец фирмы Вася Ивченко, упокой господь его бренное тело и грешную душу, был жив. Это их общее решение: продать все, что когда-то сумели скупить. Разменять фишки на наличные.
    Цены на недвижимость зашкаливают, самое время продавать. Вася не дожил до сегодняшнего дня, не снял сливки с жирного молока. Он был неплохим коммерсантом, только твердости характера иногда не хватало. Многие Васькины мечты не сбылись. Но такова наша общая судьба. На прекрасном поезде под названием «Красивая жизнь» ты мчишься в розовые дали. Сердце полно любовью, вокруг так много прекрасного, манящего, желанного, карманы набиты деньгами. Но вот объявляют твою остановку. И надо выходить. Хочешь или не хочешь – надо выходить. Васька вышел из поезда год назад.
    Кончиками пальцев Рогов помассировал виски. Голова оставалась тяжелой, как двухпудовая гиря. Интересно, что бы сказал Василий, если бы узнал, какие огромные деньги удалось выручить. Конечно, есть свои издержки. Грязный нал приходится отстирывать, осуществляя банковские проводки через доверенных банкиров. На эти цели уходит два с половиной процента с общей суммы выручки, - но деньги становятся чистыми. Кое-что надо дать на лапу чиновникам, что сидят на местах. Плюс расходы на создание подставных фирм, через которые приходится действовать, чтобы не показывать налоговой инспекции реальную прибыль. Плюс взятки милиции, плюс... Всего не перечесть. Но дело того стоит.
    Стас Рогов глянул на старинные напольные часы и подумал, что завтра не надо тащиться сюда, переговоры по продаже завода проходят в номерах гостиницы «Космос», снятых на неделю в целях безопасности. Это было желание покупателя. Рогов подсел к кофейному столику и сказал:
    - Белая королева бьет ладью. Ну, чего ты еще думаешь? Ходи.
    - Есть другая комбинация, - Шатун передвинул белую пешку на одно поле вперед. – Вот так интереснее. Теперь оцени перспективы.
    - М-да… Этот вариант я зевнул.
    - Ход какой-то пешки. И он враз меняет расстановку сил на доске.
    - Ты отпустил моего водителя? – спросил Стас.
    - Чего ему тут болтаться? Я тебя сам довезу. Пошли?
    - Нет, давай тут поговорим. Крой сразу: чего слышно из Душанбе?
    - Джейн прилетела инспектировать наш объект. Встретил ее мой человек, из местных. Работал у нас на фирме кем-то вроде кладовщика. Я точно не помню. Но кадр проверенный, ему можно доверять. Когда-то у него была небольшая бригада. Грабили товарные составы, подрабатывали на наркотиках. Но его парней отстреляли конкуренты. И теперь он сам по себе. Выполняет за крошечные деньги мои поручения.
    - Значит, проблем не будет?
    - Я так не говорил, - Шатун сбросил фигуры с шахматной доски. - Понимаешь, эта Джейн хотела выехать на место. Она настаивала на своем. Садыков ничего не мог сделать.
    - Очень интересно. А я, как всегда, обо всем узнаю последним.
    - Я думал, она посидит пару дней в Душанбе, переберет бумажки, которые еще не сожрали мыши, и вылетит обратно в Москву. Но очень упертая баба, договориться с ней практически невозможно. Инсценировка несчастного случая, - это не подходит. Вместо нее пришлют другого специалиста, который окажется ничем не лучше. Смерть американки привлечет внимание. И может обернуться большими неприятностями. То есть очень большими. И я решил: пусть съездит на место. Ну, раз уж иначе нельзя… Но от моего человека нет вестей. Ни одного звонка. И что там происходит – непонятно.
    - Ты ведь еще неделю назад говорил: все схвачено, все сделано, как надо. А теперь заводишь эту пластинку. Ну, продолжай…
    - «Хьюз и Голдсмит», где Джейн эксперт, заключила договор о комплексном обслуживании с юридической фирмой «Саморуков и компаньоны». То есть юристы должны обеспечивать поддержку, защиту фирмачей от возможных наездов бандитов, от других неприятностей. «Саморуков» - это не контора, где сидят маменькины сынки в дорогих костюмах и вешают клиентам на уши тонны свежей лапши. Там работают профессионалы, в том числе специалисты по уголовному праву, сыщики, и бывшие сотрудники спецслужб. По моим сведениям, «Хьюз и Голдсмит» сегодня, то есть уже вчера запросила помощи у «Саморукова». В Душанбе наверняка кого-то направят, чтобы найти Джейн и присмотреть за ней. Тогда работать станет труднее. Это вторая проблема.
    - Третьей, четвертой и десятой проблем, надеюсь, нет? – усмехнулся Рогов. - Отлично. Продолжишь рассказ по дороге домой.
    Он взял со спинки стула пиджак. Перебросив его через руку, вышел из кабинета и стал спускаться вниз по мраморной лестнице. Шатун поднялся во весь могучий рост, пиджак надел, потому что в подплечной кобуре таскал ствол сорок пятого калибра. И, быстро перебирая ногами, заспешил за хозяином вниз по лестнице.

*   *   *   *

    «Волга» Садыкова вырвалась из города ранним утром, когда жара еще не началась, а солнце уже позолотило вершины гор, покрытые ледниками и вечным снегом. Наряд военных, проверявших транспорт на выезде из города, остановил машину. Из будки контрольно-пропускного пункта вышел лейтенант. Вроде бы русский, в форме, выгоревшей на солнце, давно потерявшей свой первоначальный свет. Но голове новая фуражка с зеленым верхом, на плече автомат. За ним следовал сержант из местных, он держал на поводке серую овчарку с широкой грудью и мощными лапами. Собака скалила острые зубы, рвалась вперед, старшина дергал поводок и ругался по-таджикски.
    Лейтенант недобро глянув на водителя, приказал отогнать машину на обочину, выйти всем, кто есть в салоне. Выгрузить из багажника вещи, проследовать в помещение контрольно-пропускного пункта для процедуры личного обыска. Лейтенант отдавал приказания быстро, Джейн, занявшее место на заднем диване, за водителем, решила, что поездка может закончиться прямо сейчас, еще не начавшись. Садыков, обернувшись, сказал, чтобы она сидела, где сидит, сам вышел и коротко переговорил с лейтенантом. Офицер, заглянул в салон машины, вгляделся в лицо Джейн.
    - Доброе утро, - сказал он и улыбнулся.
    - Доброе, - выдавила из себе Джейн. В горле першило от пыли, а процедура личного обыска, которую предстояло пройти, уже вызывала чувство физической брезгливости. – Доброе утро…
    - Хорошая погода, - лейтенант почему-то не уходил, он продолжал, согнувшись, стоять у машины, смотреть на Джейн и улыбаться. – По радио передавили, через пару дней станет попрохладнее. Как там Москва? Шумит? Я-то сам родом из…
    Лейтенант не успел закончить повествование, в помещении контрольно-пропускного пункта загудел зуммер телефона внутренней связи. Офицер махнул рукой сержанту, отдал короткую команду и пропал в облаке пыли. Поплыла кверху железная труба шлагбаума, раскрашенная в красно-белый свет, с укрепленной посередине табличкой «Стой, запретная зона. Открываем огонь без предупреждения». Садыков нырнул в машину, включил мотор и газанул. Через несколько мгновений постройки пропускного пункта, башня, сложенная из бетонных блоков, с пулеметом на крыше и длинные кирпичные постройки, напоминающие то ли склады, то ли коровники, остались позади и скрылись за поворотом.
    - Ищут наркотики, что идут из Афганистана, - Садыков усмехнулся. – На границе и в городе полно солдат. А дряни меньше не становится. Потому что лаборатории, где делают героин, давно переехали из Афганистана на эту сторону реки. Это раз. Во-вторых, в этом бизнесе участвует много людей. От маленьких начальников до самых больших. А деньги, они рекой текут.
    Дорога спускалась вниз, на равнину, Садыков гнал машину, стараясь отмахать побольше километров до наступления жары.
    - Почему нас пропустили? – спросила Джейн. – И даже документы не проверили?
    - Ну, предположим, документы проверили, - ответил Рахат. – Я предъявил лейтенанту свой паспорт и вашу справку. И сказал, что вы жена русского инженера геодезиста, который работает тут по контракту за сто верст от города. Приехали к мужу из Москвы.
    Садыков вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги: «справка коммунального управления Железнодорожного района города Душанбе». Джейн пробежала взглядом ровные машинописные строки. Выдана Антонине Ивановне Максимовой, в том, что она зарегистрирована по месту своего жительства: улица Молодых строителей, дом 12. Согласно заявлению, паспорт Максимовой утерян. Неразборчивая подпись и водянистая печать, на которой нельзя разглядеть ни единой буквы, ни цифры.
    - С американским паспортом вас из города не выпустят, - сказал Садыков. – Пришлось принимать меры.
    - Но офицер и без паспорта может решить, что я иностранка. Акцент…
    Садыков только усмехнулся.
    - Я уже пытался объясниться, но вы ничего не поняли. Таджикистан – это такое место, где все строится на человеческом отношении. Понравились вы этому лейтенанту пограничнику, – он для вас все сделает, в лепешку расшибется, носом землю рыть станет. Не понравились – тогда начнутся проблемы.
    - Вчера вы говорили, что все строится только на взятках. Дал на лапу – получил, что надо. Не дал – катись подальше. Это же ваши слова. А про человеческие отношения и речи не было.
    - Взятки – это да, - без спору согласился Садыков. – Деньги везде любят. Но я сейчас говорю про про людей. Офицер обрадовался вам, потому вы русская. Свою соотечественницу он без всяких документов и проверки пропустит. Русских женщин он неделями не видит. Вы для него как государственный праздник.
    - А если бы на посту стоял таджик?
    - Ну, тогда еще проще, - Садыков обернулся и потер большой палец об указательный, словно деньги считал. – Заплати ли бы за проезд. И пошуровали дальше… А, может, таджик задаром пустил. Потому что и любому мужчине приятно на красивую женщину взглянуть. А посмотрите на простых людей, например, на крестьян. Как они радуются, когда увидят, что к ним в селение приехала женщина из России. Народная поговорка: нежданный гость - подарок бога. Про нашу республику говорят: главное богатство – это хлопок. А я по другому скажу. Люди – вот наше главное богатство.
    Рахат гнал машину так быстро, как только мог. Подвеска поскрипывала, но не разваливалась. Изредка навстречу попадались грузовики с овощами. И снова надолго узкая дорога становилась свободной. Холмы кончились, дорога спустилась на равнину, но здесь кончился асфальт. Еще некоторое время «Волга» на бешеной скорости летела по грунтовке, подпрыгивая на рытвинах и ухабах и оставляя за собой высокий пыльный след.
    - Вот это машина, - повторял Садыков. – Выносливая, как танк. С виду только неказистая. В Америке таких машин, надо думать, не делают?
    - Таких не делают, - подтвердила Джейн.
    Гонка закончилась, когда в радиаторе закипела вода. Пришлось, съехав в чистое, выжженное солнцем поле, остановиться в тени одинокой чинары. Рахат выругал машину последними словами и плюнул через губу. Он расстелил на земле лоскутное покрывало, вытащил из багажника канистру с питьевой водой, коробку с абрикосами и вяленное мясо, что захватил в дорогу. Через час тронулись дальше. Но не проехали и получаса, как вода в радиаторе снова закипела.
    - Придется ждать, - сказал Рахат. – Так только тачка сможет ехать, двинем к тем холмам. Переждем в тени до вечера. Отдохнем. А там отправимся дальше. По холодку.
    Джейн присела на землю, прислонилась спиной к теплому стволу дерева. Она сделала пару глотков воды из пластикового стакана. Смочила платок и протерла лицо. Сомкнув веки, сказала себе, что сейчас не мешает немного поспать. Если и дальше останавливаться на каждом повороте и сидеть целый день на месте, до цели доедут чрез неделю, не раньше. А силы ей еще очень даже пригодятся.
    Зной сделался густым, осязаемым. Казалось его можно резать на куски и мазать на хлеб, как масло. От жары и духоты руки наливались тяжестью, голова клонилась на грудь, дыхание сделалось ровным и неглубоким, дремота наваливалась на Джейн, как рухнувшая стена. На минуту вспомнилась ночь в гостинице, душная, бессонная. Ночь, которой, кажется, не будет конца. Собачий лай за окном, приглушенные голоса мужчин на заднем дворе, чей-то смех. Вспышки сигнальных ракет в темном небе. И еще вспомнился давний телефонный разговор…

*   *   *   *

    Именно в тот день, в том разговоре первый раз промелькнуло слово «русский». Это было важное слово, даже не слово, а целое сообщение, смысл которого еще не был ясен Джейн.
    - Соединяю, - кажется, говорила не женщина, а робот. – Впрочем, простите, мэм… Вы можете немного подождать? Мистер Уилкист освободится через минуту.
    До командировки в Россию оставался месяц с небольшим. Джейн позвонила Майклу Уилкисту, самому близкому человеку на свете, если не считать четырехлетней дочери Нэнси, мужчине, с которым была обручена уже полгода. Дожидаясь, когда его позовут к телефону, Джейн стояла у окна рабочего кабинета, большого, во всю стену окна, из которого открывался потрясающий вид на озеро Мичиган, акваторию яхт-клуба и набережную.
    Середина весны, в Чикаго еще холодновато, как всегда в это время года дует ветер, а люди носят куртки, но самые закаленные и смелые владельцы судов уже выводят свои кораблики на открытую воду, заплывают далеко от берега. Из окна видно, как у бледно-голубой линии горизонта, которая в свете заходящего солнца сливалась с таким же бледно-голубым небом, застыли два крошечных суденышка под красным и синим парусами. Издали они напоминали скорлупу орешков. Что-то щелкнуло, Уилкист покашлял в трубку.
    - Привет, - сказала Джейн. – Я уже соскучилась.
    - Это не мудрено, когда жених с невестой живут и работают в разных городах и вдобавок ко всему не видятся неделями, - Уилкист говорил печальным голосом, растягивая гласные звуки. – Я думал, ты не позвонишь сегодня. С пяти до семи у меня три просмотра. Клиенты из Пакистана, сами не знают, чего хотят. Планировал звякнуть тебе, когда вернусь домой. Сейчас совсем нет времени, через три минуты я выбегаю из офиса.
    В отличие от большинства американцев Майкл любил жаловаться на жизнь, но не начальству или коллегам, чаще всего адресовал жалобы именно Джейн.
    - Трех минут мне хватит, - ответила она. – Хотела сделать тебе сюрприз. На уикенд жду тебя у себя, то есть у нас дома. Я испеку шикарный торт. Место в бизнес классе самолета Атланта - Чикаго забронировано. Рейс «Юнайтед» в пять вечера в пятницу. К тому времени ты кончишь работу и успеешь доехать до аэропорта. Как предложение?
    - Чертовски жаль, но ничего не выйдет, - голос Майкла сделался тусклым. – В субботу мне, скорее всего, придется возиться с теми же пакистанцами. Третий месяц катаю их в своей машине, показал им уже полгорода. А они не могут решить для себя, какой дом им нужен: в стиле ранчо, сплит или двухэтажный. Новый или раритет колониальной архитектуры. И в какую сумму собираются уложиться тоже непонятно – двести тысяч или сто семьдесят. Только переругиваются между собой и морочат мне голову.
    - Что делают пакистанцы в Атланте? – машинально спросила Джейн, стараясь быстрее переварить эту мелкую неприятность. Встреча не состоится в ближайший уикенд, не беда, это всего лишь недельная отсрочка. Пакистанцы ее не интересовали ни с какой стороны, но нужно было что-то говорить, нужно скрыть свое разочарование.
    - Они делают то же самое, что делают остальные покупатели: ищут дешевое жилье. Особняк, который можно здесь купить за двести штук, в Нью-Йорке или Чикаго будет стоить миллион баксов. Не забывай, здесь - юг, а не Новая Англия.
    Майкл, риэлтер с двенадцатилетним стажем, нажил дурную привычку подробно объяснять каждую мелочь, ерунду, не стоящую и пары слов. Фирма, где он работал последние годы, брала с продаж три процента комиссионных, и только одна четверть из этих трех процентов оседала в кармане. Да, Майкл жаловался на жизнь, но тому были причины. Застой на рынке жилья, спад продаж, больная престарелая мать, страховка которой не покрывала половины медицинских расходов. А эти расходы – чистая астрономия.
    - Тогда так: я прилечу к тебе, - сказала Джейн. – Сниму номер в гостинице и буду ждать, когда ты освободишься. Даже если пакистанцы задержат тебя до полуночи, я все равно буду ждать. Кстати, у меня для тебя сувенир. Так, мелочь. Небольшой подарок на день ангела.
    - Прошлый раз небольшим подарком оказались швейцарские часы за тысячу восемьсот шестьдесят пять баксов, - голос Майкла неожиданно сделался раздраженным. – Я хочу сказать тебе кое-что, собирался это сделать раньше, но все случая не было. Так вот, хочу сказать, что дорогих подарков больше принимать не стану. С твоим чувством деликатности, чувством врожденной эстетики, разумеется, трудно понять, что ты обижаешь человека, когда даришь сувениры, элегантные пустячки, цена которых превышает мою месячную зарплату. До тебя даже не доходит, что это унизительно для моего человеческого достоинства. Всякий раз ты хочешь подчеркнуть разницу в нашем с тобой имущественном положении. Ты не помнишь, что уже во второй раз даришь мне дорогие часы…
    Майкл неожиданно замолчал. Несколько секунд Джейн не могла сообразить, что ответить. Только беззвучно шевелила губами и терла пальцами кончик носа. Так всегда получалось, когда хотелось расплакаться от незаслуженной обиды. Кажется, возникшая пауза могла затянуться на целый год или даже столетие. Она подумала, что Майкл не пропускает ни одного праздника, чтобы не сделать ей презент. Его подарки, в которых всегда лежали магазинные чеки, чтобы Джейн могла в случае чего вернуть вещи и получить обратно деньги, - это вещи утилитарные, сугубо практические. И, как правило, стоят не дороже тридцатки. Ежедневник в кожаном переплете, практичная ручка в металлическом корпусе с запасным стержнем, керамическая ваза для фруктов или сухого печенья, электронные напольные весы, пористый резиновый коврик для ванной комнаты и еще какие-то пустяки, которые и вспомнить трудно.
    - Прости, пожалуйста, - сказала она. – Честно, мне в голову не приходило, что какие-то наручные часы могут тебя так огорчить. Я всегда делала подарки от чистого сердца. Господи, Майкл, неужели ты этого не понимаешь? В нашем имущественном положении нет почти никакой разницы. Я зарабатываю немногим больше твоего…
    - Ты зарабатываешь как минимум на тридцать тысяч в год больше, - фыркнул Майкл. – Теперь это называется «немного»? Хорошо, буду знать, что тридцать штук – это мелочь. А деньги, которые оставил твой отец?
    - Прекрати, Майкл, слушать не хочу, - Джейн почувствовала, что заводится. – Отец жив. И, слава богу, не собирается ложиться в гроб. Он сказал, что в случае его кончины мне достанется триста тысяч долларов. И ни центом больше. Основной его капитал поступит в гуманитарный фонд его имени, у которого уже есть управляющий. И еще в штате Мэн будет построена библиотека.
    Майкл замолчал, выдержав паузу, сказал виноватым голосом:
    - Да, не стоило об этом. Черт, мой язык рано или поздно доведет меня до беды. Я погорячился. Ну, мой дед был мексиканцем. Кровь, горячая, как кипяток, к тому же сдобренная красным перцем. Гремучая смесь, она досталась мне по наследству. Прости, теперь мне надо идти, созвонимся завтра.
    - Ты не ответил: мне прилететь? – Джейн подумала, что стала слаба на слезу. Любая неприятность может вывезти из душевного равновесия. - Ты этого хочешь? Или я слишком настойчиво себя предлагаю?
    - В субботу все равно ничего не получится, - вздохнул Майкл. – Дело не в пакистанцах. Вечером я ужинаю с одним русским по имени Алекс Шатун. Этот парень настоящий мешок, набитый деньгами.
    Слово было произнесено. Джейн слегка удивилась и подумала, что в Атланте не часто встретишь русских, им там просто нечего делать. Как правило, это туристы, а реже бизнесмены, совершающие пересадку с рейса на рейс в местном аэропорту. Если их интересует недвижимость, то не в штате Джорджия, русским подавай Нью-Йорк или Лос-Анджелес.
    - Мой новый знакомый, кажется, он собирается купить дом за наличные, - Майкл покашлял в трубку. - Огромную усадьбу и полторы тысячи акров земли. За наличные… Представляешь? Это будет второй случай за мою десятилетнюю риэлтерскую карьеру, когда дом покупают не в рассрочку, а за наличман. В субботу предстоит очень важная встреча. Пожалуй, самая важная в этом году. Если все склеится, я стану немного богаче.
    - Что ж, позвони, когда разгребешь дела, - сказала Джейн. – Я тебя все равно люблю, хотя, наверное, ты этого не стоишь.
    - И я люблю тебя, - кажется, Майкл обрадовался, что разговор подошел к концу. – Я знаю: мы скоро увидимся, но все рано скучаю.
    За несколько минут озеро и небо изменились. Солнце, опускавшееся все ниже, окрашивало окружающий мир в цвет малинового желе. Джейн еще пару минут смотрела на лодки, медленно исчезавшие где-то в розовой дали, и старалась понять, почему так тяжело и тревожно на сердце. Но так ничего и не поняла, вернулась к столу и постаралась сосредоточиться на работе.

*   *   *   *

    Около четырех утра свет в окнах погас, Девяткин выждал тридцать минут и выбрался из машины, прихватив фонарь с длинной рукояткой. Дошагав до незапертой калитки, ступил на раскисшую от дождя тропинку и осторожно, чтобы не грохнуться в грязь, двинулся дальше. В затылок дышал старлей Лебедев. Поднявшись на крыльцо, Девяткин остановился и прислушался. Капли дождя шуршат по крыше, будто сверху кто-то сыплет мелкую крупу. Где-то далеко воет собака. Девяткин толкнул обитую клеенкой дверь и, убедившись, что она закрыта, отступил в сторону, давая место старлею. Тот надавил плечом, кажется, только коснулся двери, как с другой стороны, на деревянный пол упало что-то железное, то ли крючок, то задвижка.
    Затаив дыхание, Девяткин переступил порог, сделал пару шагов и остановился. Темнота кромешная, хоть глаз коли. Пахнет мокрой шерстью и разлитым по полу десертным вином. Не хочется включать фонарь, но иначе нельзя. Девяткин дважды нажал кнопку, за секунду, что горел тусклый свет, оценил обстановку и прикинул варианты. Если двинуть направо, миновать маленький коридор, попадешь в комнату, где был накрыт стол, где заводили музыку и танцевали. Там, кажется, никого нет. Левая дверь распахнута настежь, там кухня. Впереди темный узкий коридор, он ведет в задние комнаты.
    Видимо, там отдыхают хозяйка, два мужика, что были в гостях и выходили курить на крыльцо, и еще какая-то дамочка. Девяткин дернул старлея за рукав пиджака, когда тот наклонился, прошептал ему в ухо несколько слов и, ступая на носки, пошел вперед. Одной рукой он касался стены, чтобы не заблудиться, в другой руке сжимал длинную ручку фонаря. Тихо скрипнула под ногой половица, снова скрипнула, но уже не под ногой, где-то впереди, метрах в двух. Девяткин остановился, вжался в стену, почувствовав, как кто-то движется навстречу из темноты.
    Чужое дыхание, чужой запах. Не осталось и доли секунды на размышление, Девяткин включил фонарь. Полукруг желтого света наткнулся на мужскую физиономию. Незнакомец застыл на месте в двух шагах от Девяткина. Мужчина не шевелился, словно принимал участие в детской игре и услышал команду «замри». Трехдневная щетина, на лбу челка темных волос. От удивления он открыл рот и забыл его закрыть. Девяткин не успел нажать на кнопку, чтобы выключить свет, как из-за его спины вылетел тяжелый, как молот, кулак старлея Лебедева.
    Прямой удар по лицу срубил мужчину с ног. Тихо вскрикнув, он полетел куда-то в темноту, неудобно упал, приложившись головой к ведру с водой, стоящему на табуретке. Еще стараясь сохранить равновесие, зацепился за велосипед, висевший на стене, рванул его на себя, сорвав с гвоздей. Девятнин почувствовал, как на ноги выплеснулась вода, обод велосипедного колеса больно задел колено. От неожиданности Девяткин шагнул назад, натолкнувшись спиной на Лебедева, и выронил фонарь.
    - Эй, Мотя, ты чего там? – женский голос прозвучал так близко, что Девяткин невольно задержал воздух в груди, словно боялся, что впотьмах его обнаружат по дыханию. – Слышь, Мотя…
    Вспыхнул свет в спальне, распахнулась дверь. Впереди Девяткин увидел силуэт женской фигуры, плохо скрытый полупрозрачной рубашкой. Женщина глянула на Девяткина и амбала с разбитой физиономией, стоявшего за его спиной.
    И вдруг закричала тонко и визгливо:
    - Менты… Суки драные… Менты…
    Девяткин рванулся к женщине, правой рукой вытащил из подплечной кобуры пистолет, ухватил ее руку, дернул на себя, вывернул по часовой стрелке, стараясь болевым приемом повалить хозяйку на пол. Но рука оказалась скользкой, словно маслом намазанной, девица вырвалась, метнулась к кровати, вскочила на нее. И, прижимая руки к груди, закричала еще громче и пронзительней.
    Лебедев уже нащупал выключатель и врубил свет в коридоре. Девяткин подумал, что дамочка очень из себя фигуристая, под рубашкой просматривается тонкая талия и высокая грудь. Красивый прямой нос, ярко-голубые глазки и пухлый подбородок с ямочкой. А ноги – ну, просто отпадные, с такими данными можно выступать в массовке кордебалета, и если очень понравишься режиссеру, пожалуй, большую роль дадут. Все эти мысли за долю секунды ураганом пронеслись в голове и бесследно пропали.
    Девяткин кинулся к женщине, но та, стоя на кровати, ловко выбросила вперед босую ногу и врезала пяткой в грудь майора. Девяткин, охнув, отлетел в сторону, выбил спиной дверцу стенного шкафа. Оказавшись внутри кладовки, запутался в каких-то тряпках, едва устоял на ногах. И бросился в новую атаку.
    Лебедев, разогнавшись, высадил плечом запертую дверь в соседнюю комнату, врубил свет и с порога заорал:
    - Милиция. Всем на пол. Руки за голову. Лежать, я сказал…
    Не ожидавший столь грозного отпора, Девяткин получил второй удар ногой в грудь, отступил назад, запоздало решив, что явился сюда вовсе не для того, чтобы заковать в наручники эту красотку. Но и оставлять ее так нельзя, эта дамочка такого понаделает, что и подумать страшно. Сунув пистолет под ремень, он кинулся к кровати, ухватил выброшенную для очередного удара ногу, вывернув ступню, бросил на женщину матрас, сам навалился сверху. Стащил ее вниз, на пол, подмяв под себя, перевернул на живот и вытащил наручники.
    - Насилуют, - во всю глотку закричала женщина. – Менты насилуют. Ублюдки… Слезь с меня, обезьяна похотливая, мразь ментовская. Люди, посмотрите, что твориться. Менты вломились среди ночи, чтобы женщин насиловать. Господи, да что же такое делается… Люди, помогите… Менты убивают. Честных граждан убивают.
    - Заткнись, дура, заглохни, - повторял Девяткин, сидя на женской спине, он старался завести руки назад и замкнуть на запястьях наручники. Когда задуманное наконец удалось, запихнул в рот женщины, голубые трусики, завязал рот колготками, чтобы не вытолкнула белье языком. – Тебе говорят… Молчи, зараза.

*   *   *   *

    Девяткин хотел уже подняться на ноги, крикнуть старлея, чтобы проверить соседние комнаты. Но тут грохнул первый выстрел, пуля пробила стену между большой комнатой, где недавно шла гулянка, и спальней, будто стена была сделана из картона. Второй и третий выстрел Девяткин услышал, когда падал на пол. Из стены посыпалась сырая труха. Отлетевшая щепка, поцарапала щеку. Девяткин уже сжимал рифленую рукоятку пистолета, готовый стрелять в ответ. Только куда стрелять и в кого. Четвертая и пятая пуля прошли над самой головой, прошила перекладину кровати и застряли в матрасах. Пятая разбила стекло окна. В соседней комнате слышалась какая-то возня и властный голос старлея.
    - Сказано тебе - лежать. И не кусаться.
    Снова ударили выстрелы, послышался грохот, будто на пол упали пара кастрюль, донесся звук бьющегося стекла. Девяткин, лежа на полу, подумал, что в соседней комнате человек, а этот человек не иначе как Тост, сейчас сбросил с подоконника горшки с цветами и пытался раскрыть створки окна, выходящего на дорогу. А когда не получилось, просто разбил стекла пистолетом. И теперь старается пролезть в узкое пространство между рамами. Это займет несколько секунд. А там – поминай как звали.
    Девяткин вскочил на ноги, рванулся в коридор. Поскользнулся на полу залитым водой. Тот мужчина в майке, получивший удар по лицу, еще пребывал в глубоком накауте. Он лежал без движений в луже, разметав руки по сторонам и раскрыв рот. Повернув налево, в узкий проход между двумя комнатами, Девяткин не успел тормознуть. Свет полудохлой лампочки доставал сюда из коридора. Подряд ударили два выстрела, пули прошли где-то рядом, Девяткин налетел грудью на дверь и распахнул ее настежь. И дважды выстрелил в потолок. В щепки разлетелись старые доски, на голову посыпался то ли песок или то ли засохший голубиный помет.
    Ослепили вспышки ответных выстрелов. Тост не жалел патроны, видно, успел перезарядить пушку. Еще две пули прошли где-то рядом, над головой. Девяткин рухнул на пол и подумал, что худшие прогнозы сбываются. Тост, не сумев открыть окно, разбил стекла, и теперь выбирается наружу. Одна нога уже на подоконнике. Еще секунда и он окажется во дворе, перемахнет забор и скроется в темноте дождливой ночи. Девяткин, не поднимаясь с пола, перекатился от порога к дивану. Двумя руками крепко захватил рукоятку пистолета и дважды выстрелил, целя в ногу.
    Мужчина вскрикнул, громко застонал, выпустил пушку из рук. Ствол упал на пол, отскочив от досок пола исчез в темноте. Человек сел на подоконник, одна нога в комнате, другая снаружи.

*   *   *   *

    Джейн вдохнула прозрачного воздуха, пахло дикими травами и теплой землей. Наступила тишина, только где-то далеко серебряным голоском пела птичка. Из этой тишины, донесся мужской голос, похожий на раскаты далекого грома. Джейн открыла глаза. В тени дерева лежал Рахат Садыков и таращил в небо темные глаза. Только что он сытно поел и теперь, кажется, не хотел немного пошевелить языком.
    - Когда мне предложили работу в «Васте», неделю я ходил пьяный от счастья. Вот это настоящая жизнь. Зарплата – сто пятьдесят баксов в месяц. По здешним понятиям – приличный навар. Только делать целыми неделями нечего. Приехала одна женщина из Москвы с инспекцией. Такая видная из себя, гладкая. Зовут ее Эльвира Пузач. Не слыхали? Мы поужинали в «Восточных узорах»… И пошло… Да, есть, что вспомнить. Такая любовь закрутилась. Как-то лежим мы с Эльвирой в постели на веранде моего дома, я и говорю…
    - Простите, вы не могли бы помолчать полчаса? Я спать хочу.
    - Конечно, конечно, - тут же согласился Садыков. – Спите. Я и сам того…
    Джейн почувствовала новый приступ дремоты. Веки снова налились тяжестью, предметы потеряли очертания. Перед ней раскрылся темный мир космоса, небо с выпуклыми звездами и яркий месяц. И тишина, какая бывает в морозное рождественское утро. Но голос Садыкова, неумолимый, как смерть, снова зазвучал где-то совсем близко, кажется, у самого уха.
    - Я проводил Эльвиру до самолета, - поднявшись на ноги, он стряхивал с покрывала песок и сохлую траву. – Пузач поцеловала меня в губы и сказала, что никогда не забудет. Потому что ее муж… Ну как бы это поделикатнее… Короче, полный козел. Он даже не может с женой… Он вообще ни фига не может. Полный, ну… Это по медицинской части. Эльвира Пузач говорила про него…
    - Не могли бы вы опустить подробности интимной жизни вашей знакомой? Рассказывать об этом посторонней женщине – неэтично.
    - Понял, завязываю, - кивнул Садыков. – Только два слова напоследок. Когда приехали начальники из Москвы и начали строить эту гребаную фабрику, - я обрадовался. Настоящее дело начинается. Но скоро строительство бросили. За последний год только вы одна из Москвы и нагрянули. Зарплату мне урезали до пятидесяти баксов. Правильно Эльвира говорила: проверяльщикам тут делать нечего. Смотреть не на что, объектов нет. Половину документов мыши съели. Осталась только эта проклятая жара. И мухи.
    Джейн тряхнула головой, решив, что поспать все рано не удастся, полезла в рюкзак за книгой в мягком переплете. Перевернула несколько страниц, пыталась читать. Но не пошло. Она положила книгу на прежнее место и стала наблюдать за орлом, парящим высоко в небе.

*   *   *   *

    Девяткин врубил свет и осмотрелся по сторонам. Мужчина сидел на подоконнике неподвижно, он свесил голову на грудь и опустил руки, будто собрался немного отдохнуть перед побегом. Девяткин подошел ближе, коснувшись подбородка, приподнял голову, заглянул в широко открытые глаза. Отступил в сторону, услышав, как тонко всхлипнула женщина. На разобранном диване в углу лежала девица, она закуталась в толстое одеяло, из которого вылезли клочья ваты. Голову накрыла огромной пуховой подушкой, будто эта защита могла спасти от пули. Наружу высовывалась одна нога, на щиколотке татуировка в виде змейки.
    - Вставай, красавица, и одевайся, - сказал Девяткин.
    Он вышел в коридор, наклонился над мужиком, лежавшим в луже. Перемешавшись с кровью, вода приобрела зловещий бордовый цвет. Девяткин прижал кончики пальцев к шее и прочитал блеклую татуировку на запястье: Вова. Пульса у Вовы не была, шальная пуля попала в правую часть груди, вышла из левой части, видимо, зацепив позвоночник.
    Девяткин прошел дальше, осмотрел кухню, долго копался за дверью сортира, зажег свет во всех комнатах и быстро обследовал их одну за другой. В спальне слева лежала уже знакомая девица, которая так ловко дралась ногами. Закованная в наручники, она снизу вверх смотрела на Девяткина и всхлипывала, полные слез глаза молили о помощи. Светлый ковер впитал в себя кровь, сочившуюся из простреленной ягодицы. Пуля вырвала кусок плоти, изменив направление, вылетела в разбитое окно. Девяткин, снимая с женщины наручники и освобождая рот от кляпа, думал, что задница девчонки никогда не будет такой как прежде, гладкой и твердой. На месте, куда вошла и откуда вышла пуля, останутся здоровенные шрамы и вмятины, как на бампере разбитой машины. Впрочем, пластические хирурги в наше время творят чудеса.
    - Вызови врача, - женщина выругалась, перевернулась на бок, ощупала пальцами мягкое место. Она облизала окровавленные пальцы и заплакала еще горше. – Сволочи вы все… Выродки…
    - Потерпи немного, сейчас.
    Оказавшись в соседней комнате, Девяткин увидел двух голых мужчин среднего возраста, валявшихся на полу. Между ними лежала закутанная в простыню женщина с короткой стрижкой крашеных волос и золотыми кольцами в ушах. Она курила, стряхивая пепел на доски пола, и, выпуская дым, материлась. Закованные в наручники мужчины лежали спокойно, один беспрерывно икал и просил воды, другой оказался настолько пьяным, что выстрелы разбудили его лишь на минуту. Девяткин внимательно вгляделся в лица, вздохнул и покачал головой. Лебедев посмотрел на начальника вопросительно, Девяткин не стал дожидаться вопросов.
    - Во время разведки ты не увидел еще одно окошко - в сортире, - сказал он старлею. – Высокое окошко под самой крышей. Но довольно большое, чтобы спокойно смогли уйти два человека. Жора Тост и хозяйка дома Люда Зенчук. В тот момент, когда мы входили в дом, они уже подняли фрамугу. И, убедившись, что вокруг никого, сделали ноги. Упустили мы Тоста. Но этого мало, в доме двое убитых и одна раненая.
    - Как же так? – физиономия Лебедева вытянулась.
    - Молча, - отрезал Девяткин. – Тост и Зенчук постелили себе у окна в большой комнате. Там второй диван стоит. Видно, Тост хотел занавеску задернуть и увидел, как мы через калитку заходим на участок. Через минуту они с Зенчук уже заперлись в сортире и открыли окно. Пока мы тут канителились, парочка спокойно ушла. И даже адреса не оставила. Звони, Саша, вызывай бригаду из МУРа. А они пусть с прокуратурой свяжутся и экспертов криминалистов не забудут.
    - Ранение у женщины тяжелое? – спросил старлей.
    - Да как сказать, - помялся Девяткин. – Скажи: средней тяжести. Но все равно пусть поторопятся.
    - А стрелял кто? – не унимался Лебедев.
    - Я этого гаврика, как ты понимаешь, не допрашивал, личность не выяснял, - Девяткин присел на стул и вытянул ноги. – Какой-то человек, уголовник, судя по татуировкам, хотел уйти через окно. Он был не совсем трезв или наркотиками накачался. Ну, и начал палить, куда попало. Три обоймы расстрелял. Теперь вместо печени у него фарш. Вот наша с тобой жизнь, а… Полное дерьмо. Два жмура и еще раненая женщина. Такая неприятность на ровном месте.
    Он присел на стул и подумал, что все выходные ему предстоит писать объясниловки и скучать в приемных начальства. Прокурор приехал только после обеда, задал Девяткину несколько вопросов, неторопливо выкурил сигарету и стал осматривать дом.

*   *   *   *

    В кромешной темноте ехали недолго. Грунтовка, петляя, вырывалась из-под колес. В свете фар возникали и пропадали ухабы и пригорки. Впереди показались редкие тусклые огоньки какого-то аула. Посередине пустой улицу, привязанный к столбу, стоял ишак. Он проводил машину тусклым равнодушным взглядом, открыл пасть и заорал «а-а-а-и-и». Где-то далеко залаяла собака. Садыков рассказал, что совсем недавно здесь был богатое селение, но почему-то пересохли почти все колодцы, вода ушла. И люди разбрелись кто куда, уехали к родственникам в город. В Ташкенте найти работу очень трудно, но здесь ее совсем нет. Те, кто остался, таскают воду из ручья, что в семи километрах отсюда. Но и ручей тот, если дальше будет стоять такая жара, непременно высохнет.
    - Может тут заночуем? – предложил Рахат. – В крайнем доме живет знатный человек. Чабан. У него восемьсот голов баранов. Сейчас на верхних пастбищах в горах пасутся. Мой старый знакомый. Встретит нас как родных.
    - Вы же хотели ехать ночью, а днем отдыхать…
    - Не волнуйтесь: завтра будем на месте. Ночью какая езда. Одно наказание.
    Рахат свернул направо, в сторону от поселка, и вскоре остановил машину возле вросшего в землю дома. Видно, здесь недавно готовили пищу, на земле тлели угли костра. Виднелась двухколесная арба, стоявшая возле овечьей кошары. В одном из окошек виднелся тусклый свет керосиновой лампы. Загремела цепью и затявкала собака. Садыков сказал, что вернется через пять минут и ушел. Он вернулся раньше, чем обещал, сказал, что его знакомого в доме нет, сейчас он на верхних пастбищах. Но в доме Бахтияр, его брат с женой и двумя младшими детьми.
    - Сюда, - Садыков поманил за собой.
    Джейн вышла из машины, прошагала через двор. Сдвинув кусок мешковины, висящий в дверном проеме и заменявший дверь, оказалась комнате. Посередине на сундуке сидел мужчина. Хозяин подобрал длинную рубаху, опустил ноги в таз, на дне которого плескалась мутная вода. Женщина, стоявшая на коленях возле таза, поливала ноги водой из кувшина, терла мочалкой из конского волоса и снова поливала водой. Бахтияр что-то коротко сказал по-таджикски, женщина исчезла в темноте, а вместе с ней пропали таз и графин. Круглое дочерна загорелое лицо Бахтияра было похоже на подгоревший блин, на котором выросла реденькая с проседью бородка. Джейн прищурилась. Сколько же ему лет? Тридцать? Сорок? Семьдесят? Не угадаешь.
    Поднявшись на ноги, хозяин протянул ей горячую и сухую ладонь и, коверкая русские слова, пригласил присесть на покрывало, расстеленное на земляном полу у окна и поужинать, чем бог послал. Джейн, испытавшая еще в дороге приступы зверского аппетита, не стала отказываться. Здесь же, на полу у окна, стояла керосиновая лампа с закопченным стеклом, Бахтияр прибавил света и так долго не отрываясь смотрел в лицо Джейн, что она в смущении отвела взгляд. Садыков уселся тут же, по правую руку от Джейн, лицом к входной двери.
    Вскоре все та женщина, что мыла хозяину ноги, принесла бараний плов в медном казане, кукурузные лепешки, чайник с помятыми боками и чашки без ручек, по здешнему, - пиалы. Женщина встала у входной двери, рядом с ней встал неизвестно откуда появившийся мальчик лет восьми и девочка лет десяти, одетая в полосатое платье с длинными рукавами. Есть пришлось руками из казана, кусочки бараньего мяса попадались редко, жирный рис сыпался на покрывало, но на это никто не обращал внимания.
    - Значит, из самой Москвы сюда занесло? – в седьмой раз переспрашивал хозяин и все не мог поверить, что на свете существуют дела настолько важные, что способны выдернуть человека из большого цивилизованного мира и забросить к черту на рога, в богом забытую глушь. - В командировку, значит? Надо же… Вот наказанье вам выпало…
    За женщину отвечал Садыков. Да, москвичка приехала сюда не по своей, конечно же, воле. Но если повезет, все закруглит быстро и намылит лыжи обратно. Утолив первый голод, Джейн попробовала зеленого чая, терпкого, с горчинкой. Глотнула хмельного напитка, напоминающий прокисший йогурт, сделанный из натурально лошадиного молока. Садыков грыз лепешку, запивая ее кислым пойлом из кувшина.
    Покончив с расспросами, Бахтияр, перемежая русскую речь с таджикской, рассказал, что лето в этом году слишком жаркое, травы на верхних пастбищах сгорели, порезали много скота, но покупателей нет, пришлось отдать мясо за бесценок. Дочь подросла, двенадцать лет, настоящая невеста. Нежная, как степной цветочек. А вот жениха денежного найти трудно. Одна голь перекатная. Себя прокормить не могут, не то что молодую жену.
    Бахтияр отдал замуж уже три дочери, и за каждую взял хороший калым. За Лейлу в позапрошлом году получил двадцать восемь баранов, верблюда и сто долларов деньгами. Да, настоящие доллары, не рубли. Зеленые такие, на ощупь приятные. Жених десятками отсчитал. Хороший был человек, недавно головой с лошади упал. Теперь он инвалид, говорят, от государства помощь материальную получает. За инвалидом Лейла не пропадет, за нее отцовское спокойно спокойно. А вот с младшей - проблемы…
    Женщина и девочка, стоявшие у двери, услышав, что речь о них, в пояс поклонились гостям. Глаза Бахтияра увлажнились. Он сказал, что за младшую дочь не рассчитывает взять и пятидесяти долларов, двух десятков баранов или тонкорунных коз. Согласен еще немного уступить, но нет надежного денежного человека. Правда, обещали добрые люди свести с одним женихом… Очень богатым уважаемым человеком. Но возьмет ли он Лейлу? Своих жен одиннадцать, детей – без счета, да и года почтенные – седьмой десяток разменял. И оттого болит отцовское сердце. Оттого ночами не спится, оттого вся душа почернела.
    В комнату вошел мальчик, отец жестом велел ему подойти. Мальчуган что-то прошептал ему на ухо.
    - Хочет в машине, на водительском месте посидеть, - сказал Бахтияр. – Проездом тут был один шофер на самосвале. Разрешил ему гудок нажать.
    Сыдыков поднялся, отвел мальчишку к «Волге» и посадил на водительское место, разрешив сигналить, сколько тот захочет. Разошлись по комнатам, когда мужчины допили кумыс, а глаза Джейн, разомлевшей от еды и зеленого чая, стали закрываться сами собой, против ее воли.
    - Вот вам простые люди, - говорил захмелевший Садыков. – Не люди – чистое золото. Смотрите на них и запоминайте доброту человеческую. Потом в своей Америке расскажете, как посередине степи вас встретили незнакомые чабаны. Накормили, напоили и спать уложили. Последним поделились. А вам не поверят, потому что в Америке такого нет. И не будет никогда. Там люди из другого теста.
    Женщина отвела немного захмелевшую гостью в крошечную комнату, где в углу на соломенной подстилке лежало стеганное ватное одеяло и плоская, твердая подушка, пропахшая лошадиным потом. Пыталась помочь гостье снять с себя серую хлопковую ветровку, но Джейн наотрез отказалась, мол, так ей удобнее. Она повалилась на подстилку, закрыла глаза и уснула бы тотчас же. Но на дворе мальчик все баловался в машине, нажимая на кнопку предупредительного сигнала. «Волга» гудела, словно рыбацкая лодка или паровоз под парами. Уже позже, в середине ночи, Джейн просыпалась от этих звуков, хотела даже разбудить Садыкова, cпавшего, кажется, в соседней комнате. Чтобы тот вывел мальчишку из машины и эти гудки закончились. Но тут же проваливалась в глубокий колодец сна. Снова просыпалась и засыпала.

*   *   *   *

    Партнер юридической фирмы «Саморуков и компаньоны» Дмитрий Радченко, оставшись один в просторном служебном кабинете, распахнул окно, выходившее в старый московский дворик. Пахло летним дождем и солнцем.
    - Хорошо, - сказал Дима, упал в кресло и смежил веки.
    «Хорошо, да не очень», - мысленно поправил он себя, чувствуя, как на душу набежало темное облако. Облако имело человеческое имя и фамилию: Джейн Тони Майси, сотрудница аудиторской фирмы «Хьюз анд Голдсмит». Приехала в Москву в краткосрочную командировку. Месяц назад в ее машине обнаружили труп неизвестного мужчины. Дамочка немного разволновалась: все-таки не каждый день на заднем сидении находят трупешники с пулевыми ранениями. Она позвонила своему боссу, а тот связался с милицией и адвокатской фирмой «Саморуков и компаньоны».
    На допросе в ГУВД Москвы Майси рассказала, что убитого мужчину никогда в жизни не видела. Поначалу менты выдвинули какие-то претензии к Джейн, но позже их сняли. Трижды за последний месяц ее вызывали на Петровку, допросы проходили в присутствии адвоката Ивана Лужина из фирмы «Саморуков и компаньоны», а также представителя посольства США и переводчика. Видно, старик Лужин проявил себя не с лучшей стороны, по конторе прошел слушок, будто дело американки собираются передать Диме Радченко, упорному и талантливому адвокату, снискавшему репутацию специалиста по уголовному праву, который вытащит подопечного со дна морского, когда тот уже пустил пузыри.
    Если слухи имеют под собой основание, то Дима наверняка останется без отпуска. Но, если рассуждать здраво и трезво, все эти разговоры – пустая болтовня. Майси – клиент корпоративного отдела, там свои адвокаты, не хуже Радченко, она не останется без опеки, а милиция не заинтересована в том, чтобы глубоко копать. Не тот случай. Попахивает политикой и еще бог знает чем. Уголовное дело зависнет, через год его спишут в архив. И навсегда забудут о неопознанном трупе и американке, имени которой тогда уже никто не вспомнит. Да, скорее всего, так и случится, - Радченко положил в папку бумаги, касающиеся последних судебных дел. Через полчаса его вызывает владелец адвокатской фирмы Юрий Семенович Полозов. Скорее всего речь пойдет… Впрочем, тут лучше не загадывать. О чем зайдет разговор, знает только сам шеф.

*   *   *   *

    В последние месяцы жизнь Радченко складывалась гладко, без заметных шероховатостей. Один за другим он выиграл два уголовных процесса, вытащив из тюрьмы московских бизнесменов, людей известных, влиятельных, давно потерявших счет деньгам. В конторе ему отвалили хорошую премию, которой хватило на дорогую побрякушку жене и мотоцикл «кавасаки», который занял достойное место в коллекции Димы. Лето в самом разгаре, работы немного и впереди виднеется отпуск.
    Радченко пребывал в особом лирическом настроении, когда человек внутренне готов к чему-то приятному, романтическому. Стоит только руку протянуть и… Только что прошумел дождь, но из облаков уже выглянуло солнце. Дима подумал, что золотой шпиль высотного дома, торчавший над крышами ближних зданий, напоминал огромную золотую иглу, проткнувшую небо. И удивился своим мыслям, потому образными сравнениями по жизни редко пользовался.
    Листва старой липы, обсыхая на солнце после дождя, шуршала о скорой зарплате, которую вот-вот прибавят. На сохлую нижнюю ветку липы села незнакомая птица. Оглядевшись по сторонам, она спела жизнеутверждающую песню, которую с птичьего языка не переведешь. Птичка навевала мысли о семейной поездке куда-нибудь в теплые края, но не слишком далеко, не на край света, потому что Дима и его жена Галя не переносили долгих перелетов и туристической экзотики в больших количествах. Канары или Крит - вот это, пожалуй, не самый плохой вариант.
    Можно хоть сейчас позвонить давнему клиенту Саше Дробышу, хозяину большой туристической фирмы, которого в свое время спасли от длительного тюремного срока за жестокое избиение и изнасилование сотрудницы, молодой девчонки, слишком упрямой или старомодной, чтобы дать начальнику без любви. Детали той темной истории стерлись из памяти, впрочем, сейчас они не имеют никакого значения. Главное, что Дробыш не гремит кандалами в какой-нибудь угольной шахте и не гниет заживо на богом забытой лесосеке, а сидит в своем кабинете, обставленной итальянской мебелью ручной работы и ездит по городу на добром «Мерседесе». Сашка подберет подходящий вариант за пять минут и еще спасибо скажет, что Радченко его не забывает.
    Откинувшись на спинку кресла, Дима изучал настенный календарь, прикидывая, когда лучше положить на стол начальника заявление. В начале следующей недели или обождать немного, до завершения в суде дела Кобылиной, бухгалтера торгового дома, обвиняемой в присвоении и растрате казенных денег. Пожалуй, процесс может затянуться, потому что свидетелей в летней Москве судейские с фонарями не найдут, и заседания будут откладывать, и так до середины осени. Странно… Летом суды фактические не работают, но в юридической фирме работы почему-то не становится меньше. Минуту Радченко раздумывал над этим парадоксом, объяснения которому не мог найти.
    Звякнул телефон, бодрый голос секретаря сообщил, что босс сможет приять Диму через десять минут.
    - Уже иду, - ответил Радченко.
    Он глянул на настенные часы, скомкал лист с каракулями, отправил его в корзину. От предстоящей встречи не следует ждать ни черта хорошего, босс вызывал нечасто и, как правило, чтобы повесить на Диму тухлое проигрышное дело или сделать нагоняй. Шагая по коридору в сторону приемной, Радченко с тоской думал, что отпуск, возможно, не состоится, потому что…

*   *   *   *

    Джейн проснулась с тяжелой головой. В крошечное окошко под потолком попадал солнечный свет, но в комнате царил полумрак. Отбросив в сторону ватное одеяло, она поднялась с подстилки. Прошла через две тесные, заставленные какой-то рухлядью коморки, попала в темный и длинный коридор, затем оказалась в большой комнате, где устроили вчерашние посиделки.
    У окна на земляном полу валялась керосиновая лампа с дочерна закопченным стеклом, на боку лежали две пиалы и глиняный кувшин. Джейн вышла во двор, минуту постояла, дожидаясь, когда глаза привыкнут к ослепительному свету солнца. Посередине двора возле машины болтался взад-вперед как маятник Рахат Садыков. Иногда он останавливался, сплевывал и снова принимался мерить шагами пространство двора. За время поездки белая «Волга» сделалась темно-серой от пыли. И еще: с правой стороны под днище машины были подложены деревянные чурбаны, на каких рубят дрова. Колес не видно.
    - В чем проблема? – спросила Джейн, хотя понимала, что случилось едва ли не худшее из того, что могло случиться. – Где хозяева?
    - Начну сразу со второго вопроса. Хозяев нет. Съехали в самое глухое время суток, когда даже петухи спят, то есть под утро. Но предварительно обчистили машину. Вскрыли багажник и забрали все, что там было. Погрузили на арбу. Если помните, вечером тут стояла телега на двух колесах. В нее покидали рюкзаки с едой, ваши вещи, охотничий карабин. Взяли запасное колесо, да еще два отвинтили. Доберутся до трассы – продадут хоть за сколько. Два колеса не тронули – на них у меня гайки с секретом. Господи… Заехать черти куда только для того, чтобы там тебя обворовали. Подчистую.
    Джейн перестала слушать, заглянула в раскрытый багажник. Нет дорожной сумки с вещами. А ведь там, среди тряпок, спутниковый телефон и запасные аккумуляторы к нему. Через эту штуку она могла, где бы ни находилась, связаться с любой частью света. С помощью вмонтированного в трубку приемника GPS, можно определить свое положение на местности. Черт побери… Телефон – самая значительная потеря. Она обещала каждое утро звонить Чарли в Москву, - это железный уговор. Нет ее звонка – и Чарли объявляет Джейн в розыск, ставит на уши всех ментов в России и Таджикистане. Впрочем, может подождать день-другой и только потом… Еще в сумке были деньги, личные дорогие для нее вещицы, несколько фотографий. Но что толку сейчас об этом вспоминать.
    - Что-нибудь нам оставили?
    - Только пару канистр с питьевой водой, - вздохнул Садыков. - Видно, для них в арбе места не хватило. Еще пистолет и две обоймы. Ствол я спрятал в салоне под сиденьем, так спрятал, что никто не найдет. Немного денег – тоже из моей заначки в салоне. И пять пачек сигарет в бардачке завалялись. Слава всевышнему, документы целы. Потому что на ночь я штанов не снимал.
    - Значит, мы никуда не едим?
    - На двух колесах я ездить не умею, - кивнул Садыков. – Черт, нарвались на воров. Одно утешение, что нам сонным головы не отрезали, что живыми проснулись.
    - Но вы же сказали, что знаете этого человека. И вдруг такое…
    - Я знал человека, знатного чабана, который жил в этом доме. А этого черта вчера первый раз увидел. Он назвался братом моего знакомого. Говорит, с семьей тут проживаю. Ну, временно. Если хочешь – переночуй. Я и согласился.
    - Ну, а где же тогда ваш знатный чабан?
    - Может, прирезали его, да схоронили на заднем дворе. Почем я знаю. Тут народ такой – бедовый. Только и смотрят, кого бы обворовать или грохнуть. За копейку кровь пустят, за пятак на куски порубят. Гад на гаде сидит. Сволочь на сволоче, и сволочью погоняет. Да… Такой уж тут народ, мать его в корень.
    - Вчера вы говорили другие слова. Люди на вес золота и все такое.
    - Так то вчера было, - вздохнул Садыков. – Гад хозяин подмешал в чай какой-то заразы, чтобы мы спали без задних ног. И вся эта святая семейка сделала дела и свалила в туман. Дочь у него на выданье. Тьфу, что б тебя…
    Джейн, покопавшись в салоне автомобиля, достала дорожный атлас, старый, затертый до дыр. Некоторых страниц не хватало, другие были порваны, покрыты жирными пятнами, будто в них заворачивали пирожки или жирную селедку. Джейн провозилась минут десять, определяя, где они находятся, где Ташкент, а где недостроенная фабрика. По всему выходило, что дорога к фабрике раза в три ближе обратной дороги в город. Ну, грубо говоря, километров тридцать до цели. Правда, идти не напрямик, а извилистой дорогой, выбирая путь между холмами. Ну, накинем еще пять верст на те изгибы. Да, возвращаться в Ташкент, чтобы разжиться транспортом и приехать сюда снова, нет никакого смысла. Надо добраться до цели, сделать дело и вернуться. За все про все – дня четыре. Харчей, если не хватит, можно купить по дороге. Джейн закрыла атлас, присела на камень и вопросительно посмотрела на Садыкова.
    - Нет, нет и нет, - ответил Садыков на ее немой вопрос. – Если я оставлю тут машину, от нее ничего не останется. Даже воспоминания. «Волга» стоит баксов пятьсот, а то и восемьсот. Кроме того, путь неблизкий. И опасный. В предгорьях и на равнине попадаются вооруженные бандиты. И дырявить шкуру за те жалкие копейки, что мне платят, что-то не хочется.
    - Успокойтесь, Рахат. С нас нечего взять.
    - Захотят - возьмут, - помотал головой Садыков. – Вас определят в дом терпимости. Прикуют цепью к кровати. И любой солдат, шофер или пастух за несколько рваных рублей сможет немного…
    Рахат сделал неприличный жест.
    - Ну, лично вам бояться нечего, - ответила Джейн. - В публичный дом вас не определят. И к кровати не прикуют. Рискую только я.
    - Меня прикуют к тачке. И будя строить дом или дорогу для какого-нибудь местного авторитета. И есть два раза в день жидкую похлебку из костей и кукурузы. А когда силы кончатся, когда я не смогу больше работать, - пристрелят. И прикуют к тачке другого путешественника.
    - Еще вчера вы казались мне смелым мужчиной. Давайте так. Я даю вам триста баксов за эта рухлядь, ну, вашу «Волгу». Плюс к тому плачу полсотни в день. Такие условия вас устраивают?
    - Устраивают, - не задумываясь ответил Садыков. – Если платишь наликом. Никаких там расписок и прочей муры.
    Джейн сняла ветровку, вывернув ее наизнанку, надорвала подкладку. Вытащила из-под нее скрученные в трубочку и перехваченные резинкой деньги, купюры новые, по сто и по пятьдесят долларов. Развернув их, отсчитала четыреста баксов.
    - Вот, возьмите. Три сотни за «Волгу», - сказала она, протягивая деньги спутнику. – И еще две сотни - аванс за работу. К концу месяца вы станете, по здешним меркам, богатым человеком.
    - Если не подохну на этой неделе.
    - Перестаньте хныкать, вы не девица из пансиона, - Джейн сердито свела брови. – А если что-то не нравится, гоните деньги назад.
    - Все нравися, - Садыков плюнул сквозь зубы.
    - Тогда отправляйтесь в аул. Узнайте, можно ли здесь купить другую машину. Ну, вроде вашей. Или что-нибудь получше.

*   *   *   *

    Садыков выкурил сигарету и пошел на разведку в сторону домов, что прилепились к склону холма. Рахат медленно шагал вверх по дороге, солнце палило нещадно, а ветер гнал навстречу облака пыли. Белый выходной костюм превратился в нищенские лохмотья неопределенного цвета. Штаны вздулись на коленях, а пиджак, потерявший форму, сваливался с плеч, как с вешалки. Рубашка цвета морской волны… Тут обычные слова кажутся слабыми и невыразительными, хочется пульнуть трехэтажным матом. Видно, торгаш все же надул Садыкова, всучив ему вместо фирменных шмоток костюмчик, сшитый в одной из подпольных мастерских Ташкента из второсортного лежалого материала. Ладно, с тем гадом Рахат еще увидится. И сделает все, чтобы он пожалел о том, что на свет родился.
    К полудню Садыков обошел все двадцать два двора и вернулся обратно. В селе он увидел всего человек семь-восемь, да и те старики. Колеса хоть для «Волги» хоть для трактора достать негде. Потому что техники на весь аул – одна двухколесная тележка. Из тягловой силы – пара ишаков и пегая лошадь, хворая и старая. Ишаки тоже старые и хворые. На них от ручья в аул воду возят.
    – Тогда выберете лучшую тягловую силу, купите тележку и возвращайтесь, - сказала Джейн. – Надо трогаться в дорогу. А то мы тут загостились.
    Садыков попил воды, выругался и поплелся обратно в аул.

*   *   *   *

    Хозяин адвокатской фирмы Полозов с чувством потряс ладонь Димы, усадил его за стол для посетителей. А на свое место, за большой стол красного дерева, не вернулся, сел напротив, словно хотел подчеркнуть, что он человек широких либеральных взглядов, нос не задирает, хоть он в этой юридической лавочке царь и бог в одном лице.
    - В отпуск собрался? И куда, интересно, лыжи намылил?
    - На Канары, может быть, - голос сделался тусклым. Радченко уже догадался, что никуда не едет и не летит, а придется ему все лето глотать московскую пыль. – Жена на Канарах не была…
    - Если не была, тогда объясни ей, что там делать нечего – просто паршивая дорогущая помойка с красивым названием, - махнул рукой Полозов. – Маленький каменистый островок на задворках Европы. На прошлые майские праздники поехал туда с одной… Короче, погода испортилась, всю дорогу шел дождь. Познакомился с русскими туристами. Пили водку, резались в карты и ждали, когда дождь кончится. А он лил до конца праздников. А летом там – жарища, как в аду. Повсюду эти камни, которые раскаляются на солнце до ста градусов. Говорю же тебе – дерьмо полное. Два спасения – водка и бабы. Лично я больше туда не ногой.
    Юрий Семенович замолчал, решив, что сказал подчиненному что-то лишнее, сугубо интимное. Повертел на столе объемистым почтовый конверт, в который были вложены несколько страниц убористого текста.
    - Короче, Димыч, услуга за услугу. Я избавлю тебя от мучения под названием Канары, а ты разберешься с одним делом, - увидев, как вытянулось лицо подчиненного, Полозов только улыбнулся и продолжал скучным занудливым голосом. – Для тебя это так… Семечки. Ты уже слышал про американку, которой наша доблестная милиция может пришить обвинение в убийстве? И хорошо. И отлично. Не в том смысле хорошо, что она замочила незнакомого мужика. Или не она замочила. Хорошо, что ты в курсе дела. И мне не придется все разжевывать и объяснять с самого начала.
    - Хорошо, - машинально кивнул Радченко и подумал, что на самом деле все так плохо, что хуже некуда.
    - Кстати, кто именно рассказал эту историю?
    - Все на уровне слухов. Но одно я усвоил: эта дамочка, то есть аудиторская фирма «Хьюз и Голдсмит», на которую Джейн работает, заключили договор с нашей конторой. По договору мы обязаны следить за тем, чтобы на лысины американцев пылинка не упала. Комплексное обслуживание. Поддержка бизнеса и всякое такое. Кроме того, мы подписались вытаскивать американцев из разных переделок, в том числе криминальных, если таковые случатся. Но проблемы Майси – это не ко мне. Это вопрос парней из отдела по работе с корпоративными клиентами. Моя специализация – уголовное право, а клиентура – частные индивидуумы, а не иностранные организации.
    - Ты работаешь на меня, это я тут решаю, кто и чем занимается, - в голосе Полозова послышались нотки раздражения. – Ты очень грамотный, Дима. Поэтому явно засиделся на своей должности. Парни, чей интеллектуальный коэффициент на двадцать баллов ниже твоего – уже заслуженные адвокаты, их гонорары зашкаливают. Даже по европейским меркам. А ты до сих пор так, перебиваешься с хлеба на водку. Потому что высказываешься в то время, когда лучше промолчать. И молчишь, когда надо сказать. Ты выиграл два уголовных процесса, но плохо отзывался о начальстве. «Плохо» – не то слово. Отозвался в таких выражениях, что не услышишь в привокзальной пивной. Даже я, тертый мужик, а не институтка на выданье, такие слова не стану повторять.
    - На банкете я немного перебрал… Случайно сорвалось. А вам уже стукнули?
    - Мои симпатии на твоей стороне, Дима, - Полозов не ответил. – Иначе бы ты тут уже не работал. В этой конторе я начальник, но у меня есть компаньоны, совладельцы фирмы. Егоров и Ивашов, которых ты походя обосрал. Им твои словесные упражнения очень не понравились. Короче, у нас состоялся разговор. Они настаивали на серьезных санкциях – вплоть до увольнения. Но я тебя отстоял.
    Радченко подумал, что Егоров и Ивашов наверняка знать ничего не знают о том, как Дима отозвался о них на банкете. Кто-то из сослуживцев написал донос на Диму, такое иногда случается. Начальник прочитал бумажку и выбросил ее в корзину. И теперь разыгрывает из себя благородного спасителя. Это у Полозова стиль руководства такой. Сначала пугнет, а потом даст шанс исправиться. Впрочем, тут обижаться не на кого, сам виноват. Надо следить за тем, что болтаешь.
    - Дело этой американки – твой звездный билет, - продолжал Полозов. - Вытащишь ее из паршивой истории – станешь старшим партнером фирмы. Со всеми вытекающими. Оклад, надбавки, - это своим порядком. Главное – статус. Положение в обществе, - это, друг мой, не последнее дерьмо. Тебе ведь тридцать пять?
    - Было. В прошлом году.
    - Я же говорю – пора расти, - Полозов позволил себе улыбку. – Нужно громкое дело, на котором можно подняться. И тогда сам тебя рекомендую. В ином случае меня не поймут.
    Начальник вытащил из конверта несколько цветных фотографий размером с книжную страничку. На карточках - женщина лет тридцати. Каштановые волосы до плеч, синие глаза смотрят в объектив с легким удивлением. Прямой короткий нос, чувственные губы. Под темным деловым костюмом угадывается весьма привлекательная фигурка. У дамочки есть все, что надо для того, чтобы сделаться фотомоделью, но она выбрала в жизни другую стезю.
    - Ничего девочка эта Джейн, - сказал Полозов. – Она уже успела овдоветь, есть ребенок. Говорят, чистый ангелочек. Впрочем, насколько я знаю, так говорят обо всех детях. Опытная, обольстительная. Я бы за такой - в огонь и в воду. Но годы берусь свое. Мужики моего типа, неспортивные, страдающие излишним весом, не в ее вкусе. А у тебя есть хороший шанс. Жене, ничего не рассказывай, иначе приступы ревности, переходящие в истерику, обеспечены. Впрочем, сам знаешь, как вести себя в таких случаях.
    - В каких случаях? – удивился Радченко.
    - Ну, в случаях измены, когда мы, мужики… Я сам пережил два развода. Ума хватило детей не заводить. И вызубрил железное правило: институт брака основан на принципе: ты ничего не знаешь, и я ничего не знаю. Плохо, когда все наоборот. Тогда брак кончается.
    - Я не изменяю жене, - покачал головой Радченко. – И не собираюсь этого делать.
    Начальник, недоверчиво усмехнувшись, протянул Диме конверт, мол, в нем вся информация, что удалось собрать. И добавил, что ребята из корпоративного отдела – не самые высокие специалисты. Там сидит сопливая молодежь, которой еще расти, набираться знаний, и всякие там одуванчики и пердунчики, которым давно пора сваливать на пенсию. Но они не очень торопятся. Присосались к вымени, - Полозов ткнул себя пальцем в грудь, - и трактором не оттащишь. Для дела человек нужен молодой, но уже с опытом. Чтобы юридически был подковал и на ногу легкий. «Хьюз и Голдсмит» фирма известная, с высокой репутацией.
    - Облажаться тут никак нельзя, - проворчал Полозов. - Потеряем этого клиента, вслед за ним могут уйти и другие богатые иностранцы. Про легкие ноги я не случайно сказал. Эта была призказка, а вот история. Слушай. Наша подопечная получила разрешение в ГУВД Москвы, где с нее в свое время взяли подписку о невыезде, вылетела на три дня в Таджикистан. И пропала. С концами…
    - Я-то думал, весь сыр-бор из-за того трупешника в машине.
    - Не совсем. То есть мы не знаем из-за чего сыр-бор, как ты метко выражаешься. Сейчас она исчезла. Ее по разным данным нет уже шесть или восемь дней. В московском представительстве «Хьюз и Голдсмит» утверждают, что в аэропорту Душанбе Джейн встретил верный человек, некий Садыков. Он устроил нашу путешественницу в какую-то гостиницу, а вот в какую точно, выяснишь ты, на месте.
    - А у этого Садыкова спросить нельзя?
    - Вот ты и спросишь. Когда его найдешь. Этот кадр пропал вместе с Джейн. Выехали из города и тю-тю. Американцы очень обеспокоены. Требуют, чтобы мы вмешались, нашли дамочку и доставили ее в Москву. Завтра закругляй дела. На твое имя заказан билет до Ташкента.
    - Последний вопрос: почему именно я?
    - Ты занимался подобными делами, - ответил Полозов. – И находил живыми людей, которых все считали мертвыми. Я бы мог послать на место пяток крепких парней, которые работают методом лома и динамита. Но не уверен, что этот вариант подходит. А у тебя есть нюх, ты умеешь работать с людьми, мозги на месте. И еще – ты фартовый. Ну вот, я в своем репертуаре. Наговорил тебе столько комплиментов, что сам покраснел. А ты не задирай носа.
    - Не буду, - Дима поднялся из-за стола и пожал протянутую руку.
    - Кстати, смени костюмчик, - улыбнулся Полозов. - А то вид у тебя такой, будто ты собрался переехать на постоянное жительство в Польшу. Или наоборот. Только вчера приехал из Польши. Известному московскому адвокату ходить в таких стремных тряпках просто неприлично. А ты, как я понял, по-прежнему тратишь все деньги на свои мотоциклы?
    Радченко молча кивнул, понимая, что Полозов, возможно, знает о нем больше, чем Дима знает о самом себе. Это тоже фирменный стиль руководства. Минуту Юрий Семенович внимательно разглядывал кислую физиономию подчиненного, не зная, чем бы его ободрить. И сморозил очередную двусмысленность.
    - Наверное, застоялся без настоящего дела, как жеребец в стойле. А тут такая женщина. Надо найти, а там уж… Там уж по обстановке.

*   *   *   *

    Хозяин фирмы «Васта» Станислав Рогов глядел в окно рабочего кабинета и тосковал душой, потому что вчера сделал ставку в подпольном тотализаторе на одну футбольную команду и проиграл. Деньги невелики, но, как показывает жизненный опыт, за проигрышем в тотализатор или в карты частенько следует другая неудача, покрупнее. И точно: с утра позвонил милицейский майор с Петровки, назвался Юрием Девяткиным и сказал, что надо встретиться, желательно в ближайшие дни, потому что он горит желанием задать Стасу несколько вопросов. Что за тема, - мент не пояснил, сказал в ответ двусмысленность, похожую на угрозу и бросил трубку.
    Стас обзвонил знакомых, имеющих выходы на ГУДВ Москвы, объяснил ситуацию: какой-то паршивый майор натурально портит ему кровь. Стас Рогов – известный человек в мире бизнеса, у него связи и репутация, а тут какой-то жалкий мент угрожает. Нельзя ли сделать так, чтобы он заткнулся и навсегда исчез с горизонта. Знакомые обещали навести справки и перезвонить. И слово сдержали: к обеду Стас наглотался неприятных новостей.
    До его сведения довели, что дело с майором надо решить вопрос спокойно, без жалоб вышестоящему начальству и попыток сунуть взятку – иначе хуже себе сделаешь. Девяткин человек, с которым лучше не связываться, на дороге у него не вставать. Он самоуверен, на руку невыдержанный, то есть почти без тормозов. Вспоминают давний случай, когда он, в ту пору еще капитан, в ходе допроса искалечил одного коммерсанта, подозреваемого в убийстве. Натурально отделал беднягу так, что бизнесмен два месяца не мог без посторонней помощи шнурки на ботинках завязать.
    Пострадавший оказался человеком со связями, в итоге Девяткину предложили на выбор два варианта: или почетная ссылка в захолустный город, расположенный на самом краю света, или рапорт на стол. И увольнение из милиции. Девяткин выбрал первый вариант и через два-три года вернулся в Москву, но уже майором. Видно в провинции он очень старался не потерять квалификацию: наверняка из его кабинета вынесли вперед ногами двух-трех бизнесменов. А в Москве заметили и оценили рвение. Среди бандитов его считают честным ментом, которого нельзя склеить на лапу. Из прошлых ошибок он не сделал выводов, ведет себя как раньше: сначала стреляет, а потом думает, правомерно ли использовал оружие.
    А тот бизнесмен, который отправил Девяткина в ссылку, погиб при невыясненных обстоятельствах. Труп с ножевыми ранениями нашли в какой-то лесополосе под Москвой. То ли менты до него добрались, то ли свои приткнули… Теперь уж не узнать. И с этим отмороженным типом Стасу предстоит скоро познакомиться.
    - Может, заранее справить для себя деревянный бушлат? – спросил вслух Стас и подумал, что шутка несмешная. – Или мента этого заказать?
    - Чего? – переспросил Александр Шатун. Он склонился над шахматной доской, разыгрывая партию сам с собой.
    - Я говорю: они приехали, - отозвался Рогов.
    Шатун поднялся и тоже подошел к подоконнику. Он видел мокрое полотно асфальта, наискосок от офиса, на другой стороне переулка остановилась синяя «ауди». С водительского места выбралась дама в легком синем плаще и темных, не для дождливой погоды очках. Переднюю пассажирскую дверцу распахнул подросток, одетый не в джинсы и линялую толстовку с воротом на «молнии», а в костюм, полосатый галстук и темные ботинки из лакированной кожи. В руке он держал палку с серебряным набалдашником. Мамочка взяла сына за руку и перевела через дорогу.
    - Надо же: без адвоката явилась, - сказал Шатун. - Ты выйдешь к ним или…
    - Выйду, - ответил Рогов. – А то вдруг эта стерва решит, что я от нее прячусь. Или еще какую глупость придумает. Не знаю, какие мысли зреют в этой куриной башке, под этим узким лбом. Господи, как же меня достала эта змея.

*   *   *   *

    Через минуту Стас Рогов вышел в пустой коридор офиса, застеленный красной ковровой дорожкой. В углах и нишах были расставлены мраморные купидоны, державшие в руках вовсе не луки и стрелы, а бронзовые светильники. Купидоны были упитанные, кровь с молоком. Эти мальчики с порочными физиономиями, своим обликом никак не вязались с офисным помещением, где люде не предаются плотским утехам, а делают деньги.
    Рогов спустился на полпролета лестницы, принял плащ из рук женщины, а подростка похлопал по плечу и даже руку его потискал.
    - Господи, Лидка, я так рад тебя видеть, - сказал он, стараясь заглянуть в глаза дамы, но видел только свое отражение в темных стеклах очков, закрывающих пол-лица. – Отлично выглядишь. Цветешь и пахнешь. Молодец, ты всегда следила за собой. Спортивных зал, массаж и всякое такое. А тут сидишь в кабинете обрастаешь жиром, жуешь несъедобные бутерброды из ближней забегаловки. И гадаешь про себя: когда ждать инфаркта? Уже в этом году? Или в следующем?
    Он засмеялся, бросил плащ Шатуну, застывшему в холуйском полупоклоне, сам подхватил женщину под локоть и, что-то нашептывая ей в ухо, потащил дальше по коридору. Остановился перед дальней дубовой дверью, на которой виднелись остатки пластилина и оттиск казенной печати. Когда партнер Рогова, совладелец фирмы Васька Ивченко, год назад утонул во время купания, сотрудники московской прокуратуры провели здесь обыск, изъяли деловые бумаги, а кабинет опечатали. Документы вернули через неделю, а через месяц сняли печати с кабинета.
    - Я знаю, как тебе трудно, - Стас вставил ключ в замочную скважину и повернул его дважды. – Ты долго не могла найти в себе силы, чтобы приехать сюда. Потому что побывать в кабинете Васьки все равно, что увидеть его вживую. Я тебя понимаю. Я сделал так, что никто не переступал порога, не открыл дверь до того, как это сделаешь ты. И я рад, Лида, что ты здесь.
    Женщина сняла очка, и Стас увидел заплаканные глаза, крупную слезинку, повисшую на реснице. Взгляд не был враждебным. И на том спасибо. Стас со злорадством подумал, что вдова бывшего компаньона выглядит так, будто сама явилась с того света. Бледное отечное лицо, худая цыплячья шея, платье, черное с белым, ей совсем не идет. И Юра, сын Васьки, одетый в этот дурацкий костюмчик, с этой палкой в руке, смотрится как-то дико. Будто ему не двенадцать, а все пятьдесят лет. Говорили, что парня дважды оперировали в швейцарской клинике. И нужна третья операция. Что ж, возможно, иностранные медики помогут. Да, да… Помогут парню прибраться. Потому что в этом лучшим из миров этому подростку, кажется, нечего делать. Со своей бледной физиономией, палкой и болезнью костей, он - чужой. Тут любят здоровых и богатых.
    - Еще минуточку, - сказал Стас. – Хочу, чтобы ты услышала это сейчас от меня. Итак: я по-прежнему хорошо к тебе отношусь, как раньше. И сын твой для меня, как родной. Да, у нас с тобой имущественный спор. Исход дела решит независимая экспертиза. «Хьюз и Голдсмит» - солидное имя, им можно доверять. Ты сама выбрала этих аудиторов. Имущество фирмы будет поделено ровно пополам. Но этот чертов спор не мешает нам оставаться друзьями. Ведь так?
    - Сейчас я не хочу говорить об этом, - Лида поджала губы. – Когда угодно, но только не сейчас.
    - А что с Юркой? – Стас легко похлопал парня по плечу. – Что там лепечут так называемые светила от медицины? Просят финансовых инъекций?
    - Говорят, что операция будет стоить дорого. А восстановительный курс лечения – еще дороже. Понадобится много денег.
    - Я понимаю, - скорбно кивнул Стас. – Аудиторы скоро приготовят заключение. Я не стану оспаривать его в суде, даже если оно мне не понравится. Ты получишь столько, сколько положено. И ни копейки меньше.
    Сейчас вдова покойного компаньона, не появлявшиеся здесь с момента его смерти, стояла в коридоре, по эту сторону порога. И, кажется, не слышала Рогова. Она не решались толкнул дверь и войти внутрь. За нее это сделал Стас Рогов. Пропустив гостей в кабинет, он сказал, что они могут взять любые вещи на память об отце и муже. То, что не увезут сразу, позже упакует и машиной отправит Стас. Сам он в кабинет не вошел из деликатности, присел на кушетку в коридоре.
    - Они нарожают уродов, а мне платить за лечение, - прошептал он себе под нос. – Вот жизнь. Собачья… Хуже собачьей.
    Через полчаса посетители ушли, Стас с облегчением вздохнул. Попросил Шатуна распечатать бутылку хорошего коньяка и выпил сто пятьдесят, потому что голова болела просто безумно.

*   *   *   *

    Садыков привел из аула мерина со странным именем Погост, запряженного в телегу на двух колесах. Мерин был старым, с провисшей спиной и костлявыми боками. И повозка неновая. Но на деревянные колеса кто-то из местных умельцев приделал стертые до корда автомобильные протекторы, поэтому ход телеги оказался ровным. Вместо спальных мешков подойдут две плюшевые скатерти, на которых можно спать и пара джутовых мешков, которыми можно укрываться. Еще Садыков купил немного вяленого мяса, пшенной крупы и котелок. Разжился милицейскими штанами, мягкими кирзовыми сапогами, поношенными, но без дырок, рубахой защитного цвета и плеткой с тремя хвостами из сыромятной кожи. Сбросив с себя негодный костюм и переодевшись, он стал похож на отставного милиционера, который вместе с женой странствует по свету в поисках лучшей жизни.
    Садыков загрузил питьевую воду и продуктовые запасы в телегу, забрался на козлы и взялся за вожжи. Повозка заскрипела и тронулась, Джейн, схватившись за железную скобу, забралась в нее на ходу, надела на голову панаму с широкими полями, спасавшую от солнца, и решила про себя, что все не так уж плохо. Они с Садыковым живы, - это главное. До места как-нибудь доберутся, а там дел немного. Глядишь, и обратно трогаться надо. Если судить по стрелкам наручных часов и положению солнца на небе, движутся они в правильном направлении, строго на северо-запад. Но не мешало бы точнее определиться на местности.
    Она листала автомобильный атлас, стараясь найти ту пустынную и пыльную дорогу, по которой они сейчас тащатся. Но дорога не была обозначена в книжечке, хотя в кратком предисловии, составленном авторами атласа, говорилось, что в этом новом издании устранены ранее допущенные недостатки, в частности, на карты нанесены все магистрали с грунтовым покрытием, караванные тропы и маршруты следования туристов. Зав время пребывания в этой стране, Джейн не встретила ни одного туриста и точно не представляла себе, какая беда или срочная надобность заносит праздных людей в эти края, малопригодные для человеческой жизни и путешествий.
    Время от времени, Садыков привставал с козел, погонял лошадь вожжами и покрикивал:
    - Ну, пошла, зараза. Совсем мертвый достался. Надо его мало-мало погонять. А то прямо на дороге околеет.
    Мерин прибавлял шагу, но потом снова замедлял ход, норовил свернуть направо. Садыков работал вожжами, придавая Погосту правильное направление. Выбившись из сил, брался за плетку. Через час Садыков, совсем измучившись, остановил повозку, осмотрел копыта мерина: подковы не треснули и не отлетели. Упряжь в порядке. Но тут выяснилось, что у Погоста бельмо на левом глазу. Садыков плюнул и, не стесняясь Джейн, воскресил в памяти образ продавца лошади, согбенного плешивого старика в полосатом халате. Обложил его отборным матом, потряс в воздухе плеткой и богу пообещал удавить обманщика на обратной дороге. Выпустив пар, Садыков залез на козлы и сказал, что хорошей дороги со слепой лошадью все равно не будет. А будут одни беды и несчастья.
    - Если ты станешь орать об этом на весь белый свет, так оно и случиться, - сказала Джейн. – Что предлагаешь?
    - Я не на собрании, чтобы предлагать. Я человек маленький. Скажешь возвращаться – вернемся. А не скажешь…
    Садыков говорил еще минут пять, перескакивая с пятое на десятое, но главную мысль выразил ясно: возвращаться никак не возможно. Отмахали прилично, и это по самой жаре, по пыли и сколнцепеку. На обратную дорогу до аула у мерина сил не хватит. Тем более впереди, по словам все того же старика, продавшего лошадь, примерно в трех верстах отсюда, - арык. Вода там чистая, как слеза матери, и сладкая, как горная роса. Вокруг растут деревья и кустарник, даже зеленая трава есть. Золотое место для отдыха. Ляжешь в эту траву, как на пуховой перине отдохнешь. В свое время, лет пять назад, Садыков бывал возле арыка, местность хорошо помнит. Там устроят привал, отдохнут дотемна. И снова в дорогу.
    Садыков хлестнул Погоста, повозка затряслась на камнях. Сейчас дорога шла в гору, солнце медленно опускалось за дальние холмы, в лицо дул горячий ветер. Когда дорога пошла вниз, Погост словно ожил, побежал скорее, даже подгонять не надо.
    - Ходкая лошадь, - оборачиваясь назад, крикнул Садыков. – Хоть и слепая на один глаз, а копытами мало-мало перебирает. Потому как чувствует, что арык близко. Скоро напьется. А трава свежая – великое дело.
    Садыков закашлялся, потому что в глотке першило от пыли. Джейн оптимизма не разделяла, судя по солнцу, от правильного направления они отклонились, на развилке свернув не в ту сторону, поэтому не увидели придорожного камня, где следовало сделать поворот. Дорога спустилась вниз с холма, петляя, пролегла через плоскую, как блюдце равнину. По грунтовке, усыпанной мелкими камушками, не ездили давно, едва заметную колею занесло песком и, кажется, что тут и вовсе дороги никакой нет. Но вот снова на песке и красноватой почве проступал след автомобильных колес, уводящий в даль, к другим холмам у горизонта, и снова появлялась робкая надежда, - выберемся.

*   *   *   *

    Девяткин потратил трое суток на поиски Жоры Тоста и его возлюбленной Людмилы Зенчук. Были проверены кабаки, притоны и катраны, где в последнее время засветился Жора, за его знакомыми и родственниками установили наблюдение, накинули прослушку на телефоны. Нештатные милицейские осведомители получили соответствующую ориентировку.
    Один стукач из блатных якобы видел Жору на станции Удельная под Москвой в прошлый понедельник. Другой осведомитель, что интересно, в то же самый день и почти в то же время, что и первый, столкнулся с Жорой на выходе из метро Семеновская. И даже вежливо поздоровался, но Жора, не ответив, растворился в толпе. К четвергу Девяткину стало ясно, что поиски зашли в тупик, и могут продолжаться бесконечно долго. Поскольку следствию даже неизвестно, отирается ли Жора в Москве или уже смотался из города куда подальше, возможно, за границу. Юрий Иванович, поразмыслив, решил, что настало время познакомиться с человеком, у которого Тост покупал героин.
    Продавца дури Леонида Савельева, он же Савелий, решили брать в тихом ресторане «Комета», куда он дважды в неделю заворачивал отдохнуть. Здесь оборудовали два небольших обеденных зала, в задней пристройке помещалась бильярдная на три стола и комната для своих проверенных клиентов, где можно, сделав приличную ставку, сыграть в карты.
    Ровно в одиннадцать вечера его «Ягуар» Савелия подъехал к главному входу в заведение. Девяткин, устроившись в салоне служебного микроавтобуса, припаркованного на другой стороне улицы, наблюдал за происходящим через затемненное стекло. На высоком крыльце под светящейся вывеской, гордо выпрямив спину, стоял швейцар. Это был немолодой оперативник, которого свои ребята называли дядей Колей. Одетый в синий френч, расшитый золотой тесьмой, брюки с лампасами и картуз с кокардой, из-под которого выбивались пряди седых волос, он выглядел торжественно, словно свадебный генерал перед началом застолья. Завидев машину, дядя Коля с неожиданным для его лет проворством сорвался с места, подскочил к задней дверце и распахнул ее. Из салона выбрался дюжий симпатичный парень в темном фирменном костюме, светлой итальянской рубашке и желтым галстуке, расшитым гербами несуществующих государств. Швейцар расшаркался перед клиентом, раскрыл над его головой черный купол зонта, спасая Савелия от мелкого дождика.
    Следом за хозяином из машины вылезли еще два персонажа: водитель, крепкий человек невысокого роста, возивший и охранявший Савелия последний год вместо прежнего водилы, погибшего во время неудачного покушения на босса. Второй парень, напротив, был долговязым и стройным, по непроверенным данным, это некий Фома обладатель черного пояса по карате и хороший стрелок. Оба охранника были вооружены крупнокалиберными пистолетами и всегда готовы влезть в крутую потасовку со стрельбой или поножовщиной. Швейцар, взбежал по ступенькам вслед за Савелием, распахнул дверь, пропуская его вперед. А сам замешкался на пороге, пытаясь закрыть огромный зонт, который почему-то никак не хотел закрываться. Швейцар широкой спиной закрывал подход к двери, что-то шептал себе под нос и все дергал и дергал карабин заевшего зонтика. На десять секунд оба охранника оказались отрезанными от босса.
    Савелий, миновал тамбур, тесное пространство между двумя дубовыми дверями со вставками из толстого полированного стекла, и, оказавшись в гардеробе, оглянулся назад и не увидел охрану. Он не успел удивиться или почувствовать опасность, только машинально отметил, как со стула, стоявшего в двух шагах от него, у двери, поднялся плотный высокий мужчина с синяком под глазом. В следующее мгновение старший лейтенант Лебедев бросился вперед, повис на спине Савелия, сдавил шею левой рукой, правой пятерней вытащил из-под ремня противника и бросил на пол пистолет. Два других опера, возникшие ниоткуда, словно из-под земли, набросились спереди.
    - Не двигаться, - крикнул кто-то в самое ухо Савелия. – Лежать, тварь.
    Савелий вскрикнул от боли, когда заломили руки, вывернув кисти до треска в костях. И, падая, выставил вперед плечо, чтобы защитить лицо от неминуемого удара о каменный пол. Через пять секунд он почувствовал, как запястья сдавили стальные браслеты, кто-то уперся костистой тяжелой коленкой в позвоночник, чуть выше поясницы. Оперативник намотал на запястье галстук Савелия и потянул на себя, сдавливая шею этой удавкой.
    - Слышь, больно, - прошептал Савелий. – Пусти…
    - Потерпи, братан.
    Добродушно ответил невидимый противник, сидевший на спине. Человек весело рассмеялся и припечатал шею Савелия тяжелым кулаком, а потом навернул в ухо.
    В это время два охранника уже лежали на мокром асфальте у ресторана. Руки, скованные браслетами, за головами, ноги широко расставлены. Охранникам удалось подняться на крыльцо и сдвинуть швейцара в сторону, но порог ресторана они не переступили. Откуда-то из темноты налетели мужчины в штатском, сбили с ног, разоружили. Повалили на ступени и поволокли вниз. По-прежнему моросил дождь, тускло светил фонарь, а пешеходов вокруг не видно.
    Девяткин вышел из автобуса, перешел улицу. Не задерживаясь на тротуаре, поднялся по ступенькам, вошел в гардероб. Савелия, немного помятого, поставили на ноги и дали ему отдышаться. Он глянул в лицо Девяткина и подумал, что сегодня не самый удачный день. При себе Савелий не имел ни грамма дури, потому ни героин, ни кокаин не пользовал, а своих клиентов наркоманов, с которыми имел дело в прежние времена, когда был уличным толкачом, а не оптовым продавцом, искренне презирал, не считал за людей.
    - Мне нужен адвокат, - сказал Савелий. И подумал, что в ответ на свою просьбу наверняка получит кулаком по морде.
    - Будет адвокат, - неожиданно пообещал Девяткин и потрепал Савелия ладонью по щеке. – Но сначала придется потолковать в четыре глаза. Без посторонних. Это в твоих интересах.
    - В моих интересах увидеть адвоката, - упрямо повторил Савелий. – Прямо сейчас. Прямо здесь. Иначе я с места не двинусь…
    И все-таки схлопотал по носу. Замолчал и больше не издал ни звука.

*   *   *   *

    Чарли Хейс, глава представительства консалтинговой фирмы «Хьюз и Голдсмит» в Москве, оказался видным мужчиной лет сорока с небольшим. Когда Дима Радченко пожимал его руку, отметил про себя, что собеседник не бумажная душа, засохшая в кабинете, словно фикус в кадке. Сразу видно, что Чарли посещает спортивный зал как минимум раз в неделю, кроме того он не страдает избытком веса, потому что бегает или крутит педали велосипеда. Открытое приятное лицо, живой взгляд голубых глаз.
    Радченко угадал: сердце Чарли с юности было отдано спорту. Сейчас Хейс страдал оттого, что в небольшом рабочем кабинете не находил применения своей кипучей энергии. Время от времени он нетерпеливо поглядывая на часы, дожидаясь, когда рабочий день кончится, можно будет свалить из конторы, оправиться в бассейн. А потом хорошенько поужинать. Хайсу выделяли немалые деньги на представительские расходы – и он не отказывал себе в удовольствии их потратить. Чарли вздыхал. Но до конца рабочего дня было далеко, как до Луны.
    - Эта женщина, Джейн Тони Майси, очень хороший востребованный специалист, - Чарли Хейс говорил по-английски, перебрасывая из руки в руку бейсбольный мяч, вопросительно поглядывал на Радченко, улавливает ли гость смысл сказанного. Тот, развалившись в кресле, кивал головой, мол, крой дальше, я все мотаю на ус.
    – В фирме она на хорошем счету. Ее специализация – оценка объектов недвижимости, - Чарли подбросил мячик к потолку и поймал его. - В частности, производственных помещений. Она хорошо знает русский язык, не то, что я. За два последних года пять раз была в России в краткосрочных командировках. Ну, когда требовались специалисты со знанием языка и высокой квалификацией. Видели ее фото? Интересная женщина. Или я ошибаюсь?
    - Смотря на чей вкус, - уклончиво ответил Радченко.
    - Интересная женщина, - упрямо повторил Хейнс и причмокнул губами. Он поднялся, не выпуская из рук бейсбольного мяча, прошелся по комнате. – Мы составили для вас что-то вроде расширенной справки о Джейн.
    - Я уже прочитал бумаги, - кивнул Радченко. – Все очень толково. Итак, я попробую изложить суть дела, как я его понял. А вы меня поправьте, если что не так. «Хьюз и Голдсмит» работала по договору с компанией «Васта», что есть сокращение двух имен Василий и Станислав. Так зовут хозяев этой коммерческой лавочки. Точнее, с недавнего времени, хозяином остался только Станислав Рогов. Потому что его компаньон Василий Ивченко утонул прошлым летом во время купания в реке. Вдова потребовала честно по закону разделить бизнес. Так было записано в учредительных документах: компаньоны имеют равные паи. В случае смерти одного из них, имущество переходит к ближайшим родственникам. Я ничего не путаю?
    - Если не вдаваться в юридические тонкости, смысл такой, - согласился Хейнс. – Половина бизнеса отходит родственникам. Вдове и сыну покойного.
    - Отлично, - улыбнулся Радченко. – Маргарита согласна на выплату отступного с рассрочкой на пять лет, если у бывшего друга и компаньона мужа сей момент не окажется столь значительной суммы. Вдова посвящена в дела фирмы и рассчитывала получить как минимум около тридцати миллионов долларов живыми деньгами и еще ценные бумаги на сумму порядка десяти миллионов долларов. Итого – сорок миллионов. Оставшийся в живых компаньон Стас Рогов и сам двумя руками за честный дележ. Я правильно излагаю?
    Хейнс кивнул и перебросил мячик из руки в руку.
    - Оценку активов по взаимной договоренности вдовы и Станислава Рогова поручили русской аудиторской конторе «Константа - Плюс», - Радченко заглянул в блокнот, перепроверяя название фирмы. – Работа длилась около трех месяцев. Были проведены экспертизы. Составлены документы за подписями авторитетных аудиторов. И что же? Оказалось, что дела «Васты» совсем не так хороши, как рисовало воображение вдовы. Выяснилось, что Маргарите причитается всего-то около трех миллионов долларов, да и эту сумму она сможет получить не сразу, а частями.
    В течении все тех же пяти лет. Маргарита, разумеется, не согласилась с выводами экспертов, усомнилась в их честности и неподкупности. Она посоветовалась с адвокатом и решила привлечь для аудита независимую иностранную фирму с отличной репутацией, например, вашу «Хьюз и Голдсмит». Стас Рогов был не в восторги от этой идеи, но принял ее. С тем условием, что вдова возьмет на себя все расходы на оплату аудита. Женщина настаивала на обратном. Долго торговались. В конечном счете, решено оплатить счет поровну. Так?
    - Точно, - Хейнс подбросил мячик к потолку. – Справка, что мы подготовили для вашей фирмы, - это тридцать пять страниц текста. А вы все изложили за пять минут. Если у вас когда-нибудь возникнут проблемы с трудоустройством, могу замолвить за вас словечко. Но все эти выкладки не имеют прямого отношения к исчезновению Джейн.
    - Возможно, вы правы, - Радченко пошуршал бумажками. – Но, приступая к ее поискам, я должен знать, над чем она работала, кто заказчик аудита и прочие мелочи. О личности Маргариты Ивченко, ее покойном муже и ныне живом владельце фирмы «Васта» Стасе Рогове справки навели. Теперь вопрос: вы доверяете выводам русских экспертов? Правда ли, что капитализация, то есть стоимость компании «Васта» за полгода упала в двенадцать раз.
    - Как вы понимаете, это строгая коммерческая тайна, - улыбка исчезла с лица Хейнса. – Но я получил письменное указание от одного из руководителей нашей фирмы. Мне предписано честно ответить на все вопросы. Включая коммерческие. Конечно, не вдаваясь в лишние подробности. Помогать вам по мере сил и возможностей. Итак, мой ответ утвердительный. Оценки ваших аудиторов близки к истинным. «Васта» подешевела в разы. Я работаю в России два года, тут бывает так. Только что на столе стояла большое блюдо с мясом, хозяин отвернулся на минуту. И вдруг видит вместо мяса жалкие обглоданные кости.
    - А в Америке такого разве не случается? – усмехнулся Радченко.
    - Случается, - Хейнс перебросил мяч из ладони в ладонь. – Но не так часто.
    - Теперь второй вопрос. Кто же съел все мясо и оставил на тарелке жалкие объедки? Стас Рогов?
    Чарли Хейнс подумал, что с этим русским надо держать ухо востро и не болтать лишнего. Он ведь занимается поисками Джейн Майси, а не составляет трактат о деятельности его фирмы в России. Вот и пусть копает там, где должен копать, а не залезает в чужой огород. Выходец из семьи бизнесменов средней руки, Чарли получил хорошее образование, потому что был капитаном университетской команды по бейсболу. Звезд с неба никогда не хватал, добиваясь своего упорным трудом и настойчивостью. На родине он продвигался по службе не слишком быстро и не слишком медленно - со скоростью пассажирского поезда, делавшего остановки на всех станциях без исключения.
    Но теперь, он твердо это знал: двухлетняя командировка в Москву – важная, возможно, самая главная ступенька на лестнице его карьерного роста. Поэтому он и согласился на предложение поработать в России. И достойно выдержал испытание. Командировки идет к концу. Теперь лишние неприятности, всякие там сомнительные истории, - лично ему нужны меньше всего на свете. Ставка в игре – его карьера, проигрывать партию нельзя.
    - Вы упрощаете проблему, - ответил Чарли. – Русский бизнес – это темный лес, где заблудится любой даже опытный человек. Я бы не сказал: Стас Рогов украл деньги и его надо судить. Я бы выразился иначе: не без его участия были заключены некоторые сомнительные сделки. И фирма потеряла большие деньги. Да, допущены ошибки, но состав преступления, злой умысел, будет чертовски трудно доказать в суде. Пусть это останется в станах этой комнаты. Ладно?
    - Я ваш адвокат, - ответил Радченко. – Я не топлю людей в судах. Я помогаю им выплыть. Поэтому можете говорить откровенно.
    - Тогда скажу еще вот что: не я отправил Джейн в Ташкент, у нас был сотрудник, который выполнял подобные поручения. Он русский, но работает у нас на окладе. Но Джейн хотела все закончить сама. И еще одна штука: для нашей фирмы аудит «Васты» – дело мелкое. И, признаться, лично я сожалею, что начальство в Чикаго согласилось принять такое… Такое предложение. Особенно сейчас, когда исчезла Джейн. И очень надеюсь на вашу помощь. Тем более, что отношения с вашей русской милицией как-то не сложились.
    Чарли коротко рассказал, что заявление о пропаже гражданки Америки принял некий майор Юрий Девяткин. Сначала он и слышать ничего не хотел о Джейн и уверял, что факт исчезновения не установлен. Возможно, Джейн вместе с любовником отдыхает где-нибудь в горах или плавает в море. Поэтому Девяткин пальцем о палец не ударит, не подумает хоть что-то сделать и так далее. Но из посольства позвонили самому большому милицейскому чину, и дело немного сдвинулось с мертвой точки. Заявление приняли. Из ГУВД Москвы ушел запрос в Таджикистан. Оттуда ответили, что Джейн Майси в городских гостиницах не регистрировалась, в частном секторе на постой не останавливалась, ее место нахождения не установлено. Ни в каких городских ресторанах американку не видели. Тамошние сыщики запросили дополнительную информацию.
    В аэропорту Джейн встречал некий Рахат Садыков, уже пять лет по сей день он работает на «Васту». Фирма в свое время хотела открыть в Таджикистане филиал и фабрику по выделке кожи, но начинание увязло в бюрократическом болоте. «Васта» купила в Ташкенте отдельно стоящий дом, оборудована что-то вроде офиса. Работают две женщины, сторож и сам Садыков. По документам он вроде как завхоз. Сидит на мизерной зарплате. Бережет вверенное ему имущество и документы. И дожидается лучших времен, которые вряд ли наступят. По отзывам, этот Садыков приличный человек, на которого можно положиться. Он взялся устроить Джейн в какую-то гостиницу и помочь ей разобраться с документами. Но исчез вместе со своей подопечной. И следов никаких.
    Теперь московские и таджикские менты делают вид, что ищут американку. А сами ждут, не поймешь чего. Возможно, информации о том, что в окрестностях Ташкента найден изуродованный до неузнаваемости труп женщины. Одежды нет, вещей нет, денег нет. Или, напротив, Джейн появится живая и невредимая. И расскажет какую-нибудь красивую романтическую историю, похожую на сказку. Этот финал устроил бы все стороны, но чудеса случаются редко. А если и случаются, то только за большие деньги. Чарли добавил, что не верит милиции. Ни московской, ни таджикской. Он кинул бейсбольный мяч в руки своего собеседника и сказал, что это сувенир. На память. А здесь, в офисе, будут всегда рады видеть Диму, особенно, если он вернется не один, а вместе с Джейн.

*   *   *   *

    Ближе к вечеру завернули в незнакомый аул, проехали вдоль единственной улицы. Архитектурных излишеств не увидели: несколько одноэтажных домов, сложенных из необожженного кирпича с плоскими крышами, занесены песком по самые окна, полуразвалившиеся кошары для овец, разрушенные сараи. Кое-где сохранились загородки из жердей, а возле одного из домов валялась железная бочка, листы ржавого железа. На пустыре темнел остов расстрелянного из автомата и сгоревшего грузовика.
    Джейн спросила, почему нет людей. Такие же кишлаки она видела три года назад, когда «Хьюз анд Голдсмит» работала по заказу крупной международной корпорации, в планах которой значилось строительство комбината по производству олова. Та международная корпорация, основываясь на оценках и выводах «Хьюз и Голдсмит», не стала вкладывать сотни миллионов баксов в разработку полезных ископаемых и строительство, риски потерять все оказались слишком высокими.
    - Вы были в Афганистане? - Садыков обернулся и удивленно посмотрел на Джейн. – И много вам заплатили? Ну, за ту поездку?
    - Стопроцентную надбавку. И еще небольшую премию. За две недели я получила около семи тысяч долларов. Это сверх контракта. Это была срочная работа, мы подготовили все бумаги, где-то около ста страниц текста, за две недели.
    Садыков, присвистнул и даже выпустил вожжи из рук. Семь тысяч долларов за то, чтобы состряпать какую-то филькину грамоту в сто страниц. Это же чистая астрономия. Мать Садыкова, умершая в прошлом году, получала ежемесячную пенсию в шестнадцать долларов. И слыла в своем ауле зажиточным человеком. Потому что такие же старухи, как она, получали и того меньше.
    - Сейчас мне как-то не по себе, страшновато, - Джейн пугливо озиралась по сторонам. - В Афганистане я видела, как в таких вот селениях прямо на улицах лежат не погребенные трупы. Обезвоженные, высохшие, словно старые бревна. Ужас… Я там такого насмотрелась и натерпелась.
    - Если тут поискать, тоже мертвяков найдете, - бодрым голосом ответил Садыков. Его подмывало спросить, сколько денег загребает Джейн в Америке. Но вопрос показался не совсем тактичным. И он промолчал.
    - Так почему нет людей? Тут же не Афганистан?
    - А, везде одно и то же, что в Афганистане, что у нас, - Садыков только рукой махнул и прошелся вожжей по спине Погоста, норовящего свернуть с дороги. – Сначала пропадает вода, за ней исчезают люди. Потом гибнут деревья, и наконец все съедает песок. Раньше тут все было по-другому, обещали оросительный канал подвести. Мелиорация… Но потом посчитали, что это слишком дорого.
    - Песок может отступать. Бывает и так. Приходит и уходит, как море. Ну, поживем – увидим. Это русская поговорка.
    - Кто доживет – тот увидит, - мрачно кивнул Садыков. - Это местная поговорка.
    Дорога снова потерялась под слоем песка, а потом вдруг снова появилась. Садыков стеганул лошадь плеткой, чтобы бежала скорей. Через полчаса выяснилось, что дорога кончилась прямо посередине выжженной солнцем долины. Дальше поехали наугад, выбрав направление по солнцу. Перевалили через холм и неожиданно оказались на берегу небольшой речки. Мутная желто-коричневая вода бежала вниз по равнине, теряясь среди камней. Садыков разнуздал лошадь, напился воды и, раздевшись до пояса, долго сидел у речки, наблюдая за ее течением.
    - Откуда здесь вода? – спросила Джейн.
    - Далеко, где-то в горах, прошли сильные дожди, - ответил Рахат. – Если мало-мало проехать вниз по течению, хоть километров десять, от речки останется тонкий ручеек. Наверное, уже завтра воды здесь не будет. Так что, пользуйтесь случаем. Искупайтесь.
    С этими словами Садыков забрался в заросли колючих кустов и там затаился.

*   *   *   *

    Джейн опустилась на камень и долго сидела, наблюдая, как мимо нее бежит вода какого-то странно цвета, будто это вовсе не вода, а крепко заваренный чай. Она думала о том, чего не сумела понять, когда началась эта история. И только теперь, спустя время, можно связать с концы с концами…
    В конце марта в Атланте уже установилась летняя погода, теплый южный ветер был наполнен запахом цветущей магнолии и персиковых деревьев. Джейн вышла на улицу из здания аэропорта и подумала, что весна - это вовсе не мокрое пятно между летом и зимой, как считают некоторые циники из ее окружения. Стоило прилететь на юг только для того, чтобы увидеть великолепие проснувшейся природы и вдохнуть эти чудесные запахи, от которых, как после доброго вина, голова шла кругом.
    Возле аэропорта в компании по прокату автомобилей она за восемьдесят долларов оформила на двое суток новенький «Крайслер Пацифика». Оставив машину на стоянке у гостиницы, зарегистрировалась, получив у портье ключи от номера и талоны на бесплатный завтрак. Она поднялась на третий этаж, прошла вдоль открытого коридора, залюбовавшись видом на цветущие деревья и ломаную линию горизонта, над которой висело большое жаркое солнце. Джейн достался обычный двухкомнатный номер за сто двадцать баксов в сутки, с двумя кроватями, телевизором и мощным кондиционером. Звук взлетающих и заходящих на посадку самолетов здесь не слышен.
    Конечно, можно было просто взять такси и отправиться в дом Майкла. Если повезет и у Мии, его матери, будет неплохое настроение, а приступы астмы прекратятся, с ней найдешь общую тему для разговора: погода, различные рецепты приготовления яблочного пирога или мнимые успехи ее единственного сына на работе. Но жизнь полна условностей, которые, хочешь, не хочешь, соблюдать приходится. Они с Майклом могли бы провести весь уикенд в его доме, но Миа, религиозная и ворчливая старуха, не любила, когда на ночь остаются посторонние. К числу посторонних она причисляла всех окружающих людей, включая единственную сестру Луис, темнокожую сиделку Алису и, разумеется, Джейн.
    Однажды Джейн ночевала в доме семь, что на улице Блестящий ручей. Эти два дня, прожитые под одной крышей с Миа, тянулись долго и нудно, как траурная панихида в церкви. Отход ко сну сопровождал ритуал, выработанный годами. Миа принимала таблетку валиума, кормила двух кошек, выпивала полчашки зеленого чая, делала подкожно в живот инъекцию инсулина. Прочитав молитву, ложилась в постель ровно в девять тридцать, к этому времени в Атланте в любое время года темная ночь. Миа открывала «Унесенных ветром» или «Скарлет», глотала три страницы текста, выключала лампу и несколько минут лежала в темноте, медленно переваривая прочитанное. И только тогда засыпала.
    Тот единственный раз, ночь с субботы на воскресенье, когда Джейн осталась ночевать, Миа изменила своим привычкам. Она долго не могла заснуть, моталась по коридору и своей спальне, выходила на задний двор, включала свет, то в ванной, то на кухне. Пила лекарства и кашляла взахлеб. И, кажется, успокоилась далеко за полночь. А утром жаловалась на посторонние раздражающие запахи, среди которых она почувствовала табачный дух и какие-то совершенно отвратительные эфирные масла или лосьон, от которого разыгрываются приступы астмы, а голову словно металлический обруч сжимает.
    Будущая свадьба сына ввергала Миа в пучину пессимизма: «Твоя первая жена оказалась блудницей, недостойным человеком, которая опозорила нашу семью. И, если не будешь меня слушать, со второй женой тебе того меньше. Эта женщина торчала в нашем доме целые сутки. Она ела, пила вино и смотрела мою коллекцию посуды, но ни разу не помолилась». Джейн дала себе слово, что больше не станет досаждать своим присутствием матери Майкла. Разве что заглянет к ней на минутку, чтобы соблюсти приличия и тут же удалится.
    В тот день она позвонила Майклу, спросила, когда он освободится и сказала, что немного устала, хочет поспать хотя бы полчаса. Но неожиданно передумала, вспомнив о мелких делах, выпавших на вечер. Она поднялась с кровати, включила кофеварку. Через полчаса подъехала к банку, не вылезая из машины, сняла со счета сто долларов двадцатками. Сегодня вечером на двоих заказан столик в «Мариотте», а во время каждого похода в ресторан у Майкла, надо знать его скуповатую натуру, вечно не хватает наличных, чтобы оставить официанту приличные чаевые.
    С некоторым опозданием Джейн вспомнила об одном магазинчике посуды, где всегда есть изумительные тарелки ручной работы, выполненные по эскизам знаменитой художницы из Пенсильвании. Магазин довольно далеко от города, но дело того стоило. Миа последние тридцать пять лет собирает фарфоровые статуэтки и посуду якобы ручной работы. На открытых полках и в сервантах выставлен разный хлам, купленный по случаю в лавках старьевщиков. На самом деле Миа ни черта не смыслит в коллекционировании, но тешит себя надеждой, что среди ее черепков есть поистине бесценные произведения искусства.
    Джейн проехала двенадцать миль по скоростному шоссе, она думала о том, что пора наконец налаживать отношения с матерью Майкла, потому что при всех ее странностях, Мия старуха с трудной судьбой, тяжелая в общении, ворчливая и слишком религиозная, но в отличие от многих людей у нее совесть и доброе сердце. Свадьба назначена на конец сентября, а без материнского благословения никак нельзя. У развилки дорог Джейн увидела три железных креста, торчащих из земли. Два маленьких и один большой. Возле маленьких крестов по земле разбросаны детские игрушки, пластиковые куклы и большой медвежонок. Когда-то белый, теперь, впитав в себя дорожную пыль, он сделался серо-коричневым. Джейн отвела взгляд и подумала, что подобные железные кресты, иногда фабричные, иногда самодельные, она видела в России, когда бывала там в краткосрочных командировках. Память о погибшем водителе и его спутниках.
    Три года назад два железных креста стояли на том месте, где в автокатастрофе погиб ее муж Бред и женщина, которую он вез в недорогой мотель поблизости от города. Имя женщины Джейн узнала в полицейском участке, это была лаборантка колледжа, где Бред заведовал химической лабораторией. После его похорон одна подруга сказала Джейн жестокие слова: «Если бы ты поменьше моталась по разным командировкам и побольше уделяла внимания мужу, все было бы по-другому. Он не таскался бы по мотелям с лаборантками. С молодыми потаскушками, которые твоего мизинца не стоят».
    Джейн свернула с магистрали на дорогу в два ряда и ограничением скорости тридцать пять миль и снова подумала о России, когда идущая навстречу «хонда» дважды мигнула фарами. Вот оно, всемирное братство автомобилистов, значит, где-то рядом притаился полицейский, со своей пушкой, измеряющий скорость проезжающих мимо машин. И в России ей мигали фарами встречные машины, когда рядом оказывался представитель закона, караулящий нарушителей.
    В магазине посуды и украшений для сада Джейн выбрала декоративную тарелку и подставку к ней. Уже вышла на порог, когда зазвонил мобильный телефон.
    - Как всегда времени не хватает ни на что, - сказал Майкл. – Свалился на голову один идиот, который собирался купить дом, потом куда-то пропал на полгода, а вот теперь вынырнул из тины. Короче, я задержусь, но ненадолго. Успею заскочить домой и переодеться. Жди меня в зале, за столиком.
    - Но мы же хотели вместе…
    - Я могу передать твое мнение моему клиенту, - Майкл хмыкнул, - но, боюсь, что он пошлет меня подальше. И найдет другого риэлтера. Целую в губки. И постараюсь опоздать всего на полчаса. Не скучай.

*   *   *   *

    Майкл опоздал на час десять минут. Он появился в ресторанном зале, одетый в новый серо-голубой костюм, на шее однотонный бордовый галстук. Дополняли гардероб мокасины из тонкой кожи в тон костюма, надетые на босу ногу. И льняная рубашка, подобранная под галстук, светлая в бордовую полоску с декоративными дырками на груди, вокруг дырок серые пятна краски, напоминающие въевшуюся грязь.
    Одежда – единственная статья расходов, на которой Майкл не экономил, мало того, покупал вещи, которые человек его положения не мог себе позволить. И успокаивал себя мыслью, что затраты окупаются. Покупатели домов охотнее общаются с человеком, который одевается не в стиле офисного клерка или гробовщика, а с крутым парнем с хорошим вкусом и без серьезных проблем в жизни. Однако если смотреть в корень проблемы, эти рассуждения - чистая фантазия. За последнее время Майкл полностью обновил гардероб, но дела шли куда хуже, чем в прошлом году.
    - Обижаешься? – он откинул назад прядь длинных каштановых волос. – Кроешь меня последними словами?
    - И не думаю.
    Майкл поцеловал ее в щеку, извинился за опоздание и, раскрыв меню, быстро сделал заказ: мексиканский салат, фирменное жаркое из свинины, яблочный пирог. Карту вин читал долго, щуря глаза. Он пил только немецкое или американское вино, сладкое или полусладкое. Итальянское и французское вино презирал, называл его пойлом для людей, мечтающих о язве желудка, кислятиной, которая годится только для того, чтобы замариновать мясо. На этот раз он почему-то заказал бутылку «шабли».
    - Через час к нашему застолью присоединится Александр Шатун, парень из России, - сказал Майкл. – Ну, который собирается купит дорогой особняк. Это нужно для меня. Потерпишь его немного?
    - Почему бы и нет, - прожала плечами Джейн. – У меня будет случай перекинуться парой слов на русском. Ты выглядишь усталым.
    - Скорее, немного разочарованным. В доме, что покупает Алекс, вчера были три комиссии: термитная, газовая и еще из местного муниципалитета. Сегодня отчеты легли на мой стол. Там куча замечаний. Чтобы продать особняк, хозяевам придется кое-что переделать в гаражах. Например, убрать оттуда самовольно установленную мойку для машины. В двух газовых каминах надо поменять горелки и подводку. Мелочи, всего даже не перечислишь. Но этих мелочей слишком много.
    - И ты из-за них так переживаешь?
    - Закрытие сделки через десять дней. Хозяева не успеют устранить все недостатки. Значит, мне придется просить Алекса о перенесении сроков закрытия. На неделю или на две. А у него нет времени торчать тут, в России важные дела. Выходит, надо оформлять доверенность, по которой я приобрету особняк от его имени. Возникает ощущение, что я тону в бумагах. Или уже утонул.
    Это был проходной довольно скучный вечер, когда нет новостей, достойных обсуждения. На эстраде квартет черных музыкантов выдавал джазовые импровизации на темы «Вестсайдской истории». Майкл выглядел рассеянным, отвечал невпопад, пытался острить, но не слишком удачно. Казалось, его мысли витали где-то далеко, на какую бы тему не заходил разговор, он почему-то всякий раз возвращался к теме денег. Майкл заказал вторую бутылку вина и вдруг сказал, словно сам себе ответил:
    - Беда в том, что совсем нет денег.
    - Я могу помочь, - сказала Джейн. – О какой сумме идет речь?
    - Ты задашь этот вопрос, когда я попрошу взаймы, но пока я ничего не просил, - он ел медленно, словно через силу, часто подливал вино в стакан. – Возможно, я так и сделаю. Есть два способа достать деньги. Взять взаймы или украсть. Украсть лучше, чем занять. Да, во всех отношениях деньги лучше украсть. Потому что не придется возвращать долг.
    - Если не шутишь – можешь украсть у меня.
    - Конечно, шучу, - Майкл грустно улыбнулся. – Но всегда помню одно железное правило: чем больше работаешь, тем беднее живешь.
    - Майкл, все уже решено, - Джейн постаралась улыбнуться. - После свадьбы все пойдет по другому. Мне обещают должность, не связанную с разъездами. Это серьезное повышение по службе. А командировка в Россию – мой последний вояж. Последнее испытание. Ты переберешься в Чикаго. Там тебя ждет место в солидной риэлтерской фирме и совсем другие перспективы. Потерпи немного.
    Майкл только хмыкнул.
    - Спасибо, что ты, вернее, твой отец позаботились о моем трудоустройстве. Но, по совести говоря, в Чикаго меня ждет та же самая рутина. И те же комиссионные. Поиски новой сиделки для матери, хлопоты по дому. Больше всего меня пугает переезд, мы жили в Чикаго, когда я учился в колледже. Там я познакомился с твоим покойным мужем. С этим городом связана большая часть моей жизни. И жизни матери тоже. Теперь мы прочно осели на юге. Мать не впадет в экстаз от идеи снова паковать манатки и перебраться на север. С ее-то астмой и кучей других болячек. М-да, это будет трудный разговор. Даже не знаю, чем он кончится.

*   *   *   *

    Когда швейцар распахнул дверь, появился высокий плотный мужчина с короткой стрижкой темных волос и пробивающейся лысиной Майкл помахал ему рукой. Алекс махнул рукой в ответ. Через большой ресторанный зал он шел вразвалочку, как моряк, списанный с корабля за пьянство. Причалив к столику, пожал руку Джейн, представился и сказал, что Майкл уже показывал фотографии своей невесты. Снимки хорошие, но, как оказалось, в жизни Джейн просто редкостная красавица.
    - Чем вы занимаетесь в Атланте?
    - Стараясь проникнуться американским духом, - улыбнулся Алекс.
    - Удалось?
    - Ну, есть некоторые трудности. Но я на правильном пути. И весело провожу время свободное время, когда оно бывает. И еще стараюсь понять, почему в здешних ресторанах порции такие огромные. Может быть, хозяева ресторанов хотят, чтобы посетители надорвались, передвигая тарелки по столу.
    Этот русский оказался приятным мужчиной лет сорока с небольшим. Он адвокат, в Москве обширная практика, в Америке он бывает один-два раза в год, хотелось бы чаще, но дела не пускают. Сейчас покупает дом в Атланте, да что там дом, роскошный особняк в колониальном стиле. Прекрасное место, вокруг живописные холмы, на которых растут сосны и вековые дубы, обвитые диким плющом. Свой дом, о котором Алекс так долго мечтал, уютный и милый, а не казенный гостиничный номер, - даже не верится. Лучшего и желать не надо. Кроме того, это неплохое вложение капитала.
    Одно время Алекс подумывал о недвижимости в Лос-Анджелесе, но это слишком дорогое местечко, кроме того, жить там, где весь год стоит одна и та же погода, как-то скучно. Нью-Йорк тоже не подходит, там слишком много умных евреев адвокатов и, если Алекс когда-нибудь надумает бросить якорь в районе Брайтона, ньюйоркские конкуренты оставят его без куска хлеба. Адвокат засмеялся, собственная шутка ему понравилась.
    - А вы, кажется, работаете в компании «Хьюз и Голдсмит»? – физиономия Алекса сделалась серьезной. – Управляют ей два старых скупердяя, которые загребают деньги экскаватором, но помешаны на экономии. Зарплаты там, я слышал, невысокие.
    - Мне грех жаловаться, - ответила Джейн. – Зарабатываю шестьдесят две тысячи в год плюс премиальные, если работа срочная или как-то связана с риском.
    - М-да, негусто, - Шатун покачал головой. Он, как и Майкл, налегал на французское вино, а ел совсем немного. – Разъезды, командировки. А в Чикаго, как я подозреваю, дом, за который вы платите в год… Сейчас угадаю. Тысяч двадцать пять или того больше. И это без учета налогов. А если с налогами, прибавьте еще пять-шесть тысяч. И еще я забыл про страховку. Значит, плюсуем еще две с половиной тысячи. Точно? Плюс выплаты за новый автомобиль. У вас ведь хорошая дорогая машина. И еще, конечно же, кредит за мебель. Правильно? Только не пытайтесь обмануть адвоката, который долгие годы занимался вопросами имущественных отношений.
    - Я и не пытаюсь, - Джейн попыталась улыбнуться, но вышло плохо. Ей не понравилось, что посторонний человек слишком искушен в ее делах, доходах и расходах. – Майкл разболтал про мои заработки?
    - Он только о вас и говорит. И еще о вашей дочери, ей четыре годика, зовут Кристиной. Она похожа на ангелочка, только крылышек не хватает. Кстати, вот еще статья ваших расходов: на сиделку, питание и прочее, прочее. И что в сухом остатке? Сущие пустяки, мелочь на мороженое. Есть одна мысль. Случайно взбрела в голову, когда услышал, что вы отправляетесь в Россию. Если вы нуждаетесь в дополнительном заработке, так сказать без отрыва от основной работы, просто позвоните мне. Россия – это как раз то место, где зарабатывают большие деньги. Вам не придется даже ударить пальцем о палец. И ничего противозаконного, не волнуйтесь. Жду звонка…
    Он протянул Джейн визитку и добавил:
    - Я помогаю заработать всем своим друзьям. И не беру комиссионных с прибыли.
    Алекс порассуждал о том, что людям, когда они молоды и полны сил, нужно платить больше, иначе они зачахнут, как молодая травка под жарким юга, но быстро свернув с этой темы, перешел к забавным историям из собственной жизни. А потом неожиданно откланялся и ушел, сославшись на дела. Этот русский адвокат спас скучный вечер. Майкл как-то повеселел, сказал, что с этим парнем можно иметь дело и заказал еще бутылку вина.
    Ужин на троих обошелся в две с половиной сотни баксов вместе с чаевыми. Портье вызвал такси, через две минуты они с Майклом уселись в «линкольн» и тронулись в строну гостиницы. Карточка русского адвоката затерялась где-то на дне дамской сумочки.

*   *   *   *

    Ташкент встретил Диму Радченко хорошей погодой и плохими новостями.
    Он оставил вещи у верного человека, которого рекомендовали в Москве, бывшего начальника складов государственного резерва, а ныне спившегося с катушек пенсионера Никиты Фомина. Старик сдавал внаем комнату в саманном доме, спрятанном в глубине абрикосового сада, и кое-как перебивался с самодельного вина на пиво. Хлебнув зеленого чая, отдающего банным веником, Радченко потолковал с хозяином о политике, подарил ему коньяка бутылку, купленную еще в Москве, выдал аванс за постой.
    Вышел на узкую улочку, застроенную одноэтажными домами. Отмахал вниз два квартала и убедился, что поймать в городе такси – нелегко, а общественного транспорта тут, кажется, вовсе не существует. С унылым видом Радченко прошагал еще пару кварталов до рынка, и здесь сумел договорился с водителем «москвича», древней колымаги, насквозь проржавевшей, без заднего бампера и без номеров.
    Объезд начали с дома Рахата Садыкова на улице академика Павлова. Высокий забор, по верху которого натянули нитки ржавой колючки, кажется неприступным, но портит впечатление сломанный замок калитки. Радченко прошел через садик на открытую веранду, постучал в дверь. Дом заперт, ставни закрыты изнутри, из почтового ящика торчат газеты недельной давности, уже пожелтевшие на солнце. На заднем дворе валяется пара стертых до самого корда автомобильных покрышек, бегает пара кур, может быть, соседских. Следующий визит Радченко нанес в офис компании «Васта». Тут картина и того печальнее. Судя по закопченным, подернутым паутиной окнам, потрескавшейся входной двери и покосившимся воротам, помещение пустует долго. И человеческих следов тут не сыщешь.
    Потоптавшись перед темным окнами, Радченко зашел в аптеку через улицу. Девушка продавец на отвлеченные темы поначалу разговаривать отказалась. Но как только зашуршала денежка, оживилась и сказала, что в доме напротив люди не появлялись с тех пор, как она тут работает, то есть два месяца. Один раз, правда, заехал на белой машине симпатичный мужчина в светлом костюме и бирюзовой рубашке, такой видный из себя. Привез в офис женщину. Эта дамочка, сразу видно, прибыла по делу и сама, похоже, из начальства, а не просто так.
    - Может, она просто уборщица, - выдвинул свою версию Радченко.
    Девушке шутка не понравилась, она ответила, что немного разбирается в людях. Дамочка не полы моет: руки у нее ухоженные, на двух пальцах золотые колечки с камушками. Перед обедом зашла в аптеку и спросила таблеток от головной боли. Приятная такая женщина, но только немного странная – приветливая, все время улыбалась.
    - А что, в вашем городе нет приветливых людей? – искренне заинтересовался Радченко. - И никто не улыбается?
    - Может, они и есть, - ответила печальная девушка. – Но мне почему-то не встречались. То есть, встречались, но редко…
    Следующий этап поисков - объезд городских гостинец, где Радченко, заплатив за информацию вперед, неторопливо беседовал с кастеляншами или дежурными. Он показывал фотографии Джейн, объяснял, что она американка, в республику прибыла по делу и так далее. Служащие охотно брали деньги, таращились на странного посетителя, но ничем кроме доброго совета помочь не могли. В гостинице «Турист» сказали, что некая фирма бронировала номер для своей сотрудницы Джейн Майси, но почему-то американка не появилась.
    - Наверное, побоялась ехать, - сказала русская женщина, администратор. – Нормальному человеку тут делать нечего. Все бегут отсюда, а не сюда. Одни дуры остались. Ну, вроде меня. Последний раз тут иностранец поселился в одна тысяча лохматом году. Кажется, из Германии прибыл. Командировка у него на три месяца, а прожил неделю. Потому как за это время его номер два раза обокрали. А немца избили и ограбили на перекрестке Интернациональной и Советской улицы.
    - Вот оно как, - поскреб затылок Радченко.
    - Ну, вообще-то тому немцу еще повезло, - продолжила администратор. – Сейчас бы его ограбили в первый день, обокрали во второй. А на третий день убили. Мой тебе совет, молодой человек, не ищи ты по гостиницам никаких иностранцев. Нет их тут. И сам надолго не задерживайся. А то мало ли что… Голову открутят только так, сходу. И скажут, что ты так без башки уродился.
    Администратор взяла велела Диме вернуться через час, за это время она обзвонит все городские гостиницы, за исключением ведомственных, а заодно уж через знакомого милиционера наведет справки, не останавливалась ли американка у кого в доме. Радченко купил газету у разносчика, устроился на лавочке в пыльном сквере. Вскоре он точно знал, что Майси в гостиницах не засветилась, в частном секторе не регистрировалась. Оставался еще ведомственные гостиницы, короткий список которых лежал в кармане. Значит, есть чем занять себя вечером.

*   *   *   *

    Ведомственная гостиница бывшего министерства мелиорации «Баскунчак» значилась в списке предпоследний. Радченко, усталый и голодный, уже не рассчитывал на подарки судьбы. Но старуха дежурная, сидевшая внизу за конторкой, долго разглядывала фортку Джейн и неожиданно объявила, что такая женщина тут появлялась. И сомнений никаких – она самая. Мало того, одноместный номер люкс, оплаченный за десять дней вперед, до сих пор числится за этой самой гражданкой.
    Она неделю назад вышла на улицу, села в машину и была такова. С собой большая сумка, не иначе как собранная для дальней поездки. В номер к ней заходить не положено, и ключ Радченко не получит ни за какие деньги. А если посетитель станет приставать с вопросами, дежурная вызовет милицию, Радченко заберут, куда следует. И навешают сколько надо.
    Получив денежку, старуха немного смягчилась и сказала, что женщина вовсе не американка, она вроде бы инженер из Москвы, зовут ее Антонина. А вот фамилия. Старуха, послюнявив пальцы, начала рыться в журнале регистраций. Боброва ее фамилия, цель поездки – командировка.
    - Жди свою Антонину, но только не у нас в помещении, на улице жди, - посоветовала старуха, решив, что дело тут деликатное, возможно, пахнущее то ли большими деньгами, то ли большой любовью, - не разберешь. – Сегодня она все равно не вернется. Завтра подходи к обеду, а лучше позвони.
    Старуха выставила позднего посетителя на темную пустую улицу и заперла дверь.
    Ночью не спалось, во флигеле было жарко и душно, кусали мухи. Воняло табачным дымом, которым пропитался дом, было слышно, как среди ночи хозяин Никита Фомин выходит на кухню курить, а потом ворочается на своем топчане, беспрерывно кашляет и сплевывает мокроту в банку из-под майонеза.
    Поутру, перекусив кукурузной лепешкой и молодым козьим сыром, Радченко вышел из дома, сел в поджидавший его «Москвич» и отправился на другой конец города на улицу Строительную. Здесь, на окраине, в одном из пятиэтажных домов жил некий Сергей Сергеевич Антонов, в прошлом адвокат по уголовным делам. Он выполнял разовые поручения московской юридической фирмы «Саморуков и компаньоны», тем и кормился, потому что грошовой пенсии едва хватало на оплату квартиры.
    Радченко выбрался из машины и огляделся по сторонам. Мальчишки катают по пыльной дороге мяч, сделанный из тряпок, под кустом алычи спит мужчина с разбитым лицом. Вокруг несколько бетонных пятиэтажек, похожих друг на друга, как близнецы. Фасады изрисованы непотребными картинками, исписаны ругательствами. Окна первых этажей заколочены досками, на многих балконах нет перил. В некоторых квартирах есть двери на балкон, но почему-то нет самих балконов, будто их топорами срубили. Радченко, чувствуя, что потерял способность удивляться, лишь пожал плечами. Отыскав нужный подъезд, поднялся на четвертый этаж, постучал в железную дверь, на которой мелом нарисовали номер квартиры – шестнадцатый.

*   *   *   *

    На следующий день река немного обмелела, но поток воды оставался слишком быстрым. Нечего думать о том, чтобы перейти на тот берег с полуслепой лошадью и повозкой. Еще один долгий жаркий день пришлось провести на берегу. Джейн закрыла голову влажным платком и легла в тени единственного на всю округу низкорослого дерева. А потом, склонившись над блокнотом, дотемна сидела на берегу и пыталась написать несколько связных строк о своих нелепых приключениях.
    Возможно, навстречу попадется машина или повозка. Тогда она попросит доставить письмо до города и бросить в ящик. За эту пустяковую услугу она заплатит, сколько спросят. Первое письмо в Америку, отцу. Второе в Москву ее шефу Чарли Хейнсу. Она складывала слова в предложения, а предложения в рассказ о событиях последних дней. Перечитав написанное, Джейн подумала, что затеяла глупость. Ее послания будут блуждать по отделениям связи, по странам и городам до бесконечности. Здесь письма идут медленнее, чем двигает стертыми копытами старый мерин Погост. И эти письма чаще всего не находят адресата.
    Кроме того обстановка может измениться в любой момент. В лучшем случае, они окажутся на месте уже завтра, а через пару-тройку дней вернутся в Ташкент. Тогда о чем писать? Только попусту волновать отца, а Чарли посмеется над ее эпистолярным творением. Джейн вырвала из тетрадки исписанную страничку, сделала из нее кораблик и спустила его на воду. Течение подхватило бумажку, понесло, закрутило в водовороте. Несколько коротких секунд, и кораблик крутился на месте и вот уже исчез под водой.
    Безо всякой причины Джейн захотелось заплакать, уткнуться в ладони лицом и разрыдаться. Она представила свою жизнь этим бумажным корабликом. Вот он плывет по стремнине реки. Теряет ход, попадая в водоворот. И вот уже не видно ни корабля, ни ее жизни. А эта степь, эти холмы у горизонта, похожие на огромных спящих черепах, даже не заметили такой мелкой потери, как одна человеческая жизнь. Что она здесь делает? – спросила себя Джейн. Оценивает чужую собственность? Ищет чужие деньги? Стоят ли эти деньги и эта собственность ее жизни? Или ее слез?
    То была одна коротка минута слабости, которая быстро прошла.

*   *   *   *

    О существовании русского адвоката Джейн вспомнила, когда за неделю до начала ее командировки в Россию раздался звонок мобильного телефона, и она услышала в трубке приятный баритон с едва заметным акцентом. Алекс Шатун вежливо извинился за беспокойство, предупредил, что не отнимет у Джейн больше двух-трех минут. Он сказал, что дела задержали его в Штатах, а сейчас он Чикаго, приехал на день, но оглянуться не успел, как пролетели двое суток, завтра улетает обратно в Атланту. Но осталось не выполненным одно важное поручение.
    - Я, собственно, по этому поводу и звоню, - сказал Шатун. – Майкл передал вам кое-что. Сказал, какую-то безделицу. Я готов выполнить поручение прямо сейсас, потому что другого времени не будет.
    - Надо же… Майкл не забыл, что сегодня день нашего знакомства, - Джейн взглянула на часы, до окончания работы оставалось двадцать минут. За окном накрапывал дождь, а небо хмурилось. – Мы с ним встретились много лет назад на вечеринке. Мой покойный муж явился в компании Майкла, с ними была какая-то девица, очень красивая или очень умная. Я уже не помню. М-да.. Кстати, тогда я еще не была замужем. Все еще могло сложиться иначе, но сложилось именно так. Если бы не та девица, что пришла с Майклом… А, может, дело было во мне.
    - Очень романтическая история, - сказал Шатун. – Черт, а меня жизнь обделила такими вот штуками. Учеба, работа. Одна ступенька наверх, вторая… Не жизнь, а график движения поездов. Кажется, что отстал от расписания, упущенного уже не наверстать. Но к делу. Я возле вашего офиса. Это через дорогу, на углу забегаловка быстрого питания. Заказать что-нибудь?
    - Возьмите кофе, - попросила Джейн. – Маленький стаканчик.
    В закусочной народу оказалось совсем немного, пахло кофе и пончиками. Между столиками болтался высокий темнокожий мужчина, он болтал всякий вздор и выпрашивал у посетителей доллар, но денег никто не давал. Шатун сидел на высоком табурете у столешницы, которая проходила от стены до стены, вдоль всего окна. Он пил кофе через трубочку и жевал пончики в сахарной пудре с вареньем внутри. Джейн присела на свободное место, взяла в руки стаканчик кофе.
    - В детстве мне не хватало сладких пончиков, - Шатун просыпал сахарную пудру на темные брюки. – И еще игрушек. Мы жили очень бедно. Отец работал наладчиком оборудования на механическом заводе. Он стал калекой, потерял руку, в сорок лет. И с тех пор деньги в семье совсем не перестали водиться. У меня росли два младших брата. Такие дела.
    Шатун достал из-под стойки бумажную сумку и протянул ее Джейн. Она вытащили на свет плюшевую белку с шикарным хвостом, розовую коробочку и прикрепленный к ней конверт с открыткой внутри. «Всегда помню тот день. Целую, люблю, Майкл». Джейн разорвала упаковку, и нашла в коробочке флакон дорогих французских духов, пахнущих свежестью весеннего утра. Она подумала, что привычки Майкла меняются, дело дошло до шикарных духов. Что же дальше? Или он просто разбогател. Нет, это маловероятно.
    - Большое вам спасибо. И Майклу передайте благодарность за духи и эту чудесную белочку. Впрочем, я сама…
    - Белочка – от меня, - сказал Шатун. – Я же знаю про вашу дочь. Настоящий ангелочек. Приделать крылышки и полетит. Кстати, вы подумали о моем тогдашнем предложении? Ну, без лишних усилий подработать во время российской командировки? Речь идет о приличных деньгах. У вас с Майклом свадьба на носу. Наличные еще никому не мешали.
    Джейн раздумывала минуту.
    - У меня только два вопроса, - сказала она. – О какой работе идет речь? И о каких деньгах?
    - Деталей я не знаю, - покачал головой Шатун. – Работа бумажная. Надо составить какай-то отчет или отзыв. Это по вашей специальности. Оценка имущества, взгляд независимого иностранного эксперта. А деньги… Ну, точно не знаю, но вас не обидят. Между нами: человек, которому нужен ваш опус, он очень щедрый. Платит по высшему разряду. Когда он нанимает меня, я бросаю все дела и лечу к нему среди ночи. Вы где остановитесь в Москве?
    Темная тень сомнения легла на душу, но Джейн подумала, что деньги к свадьбе нужны до зарезу, тут уж никуда не денешься. Зарплата у нее не самая маленькая, но долги почему-то всегда обгоняют заработок. Джейн колебалась, она хотела ответить, что очень занята и не может размениваться ни на что кроме работы. Но тут подвалил тот черный мужчина, выполнил что-то вроде реверанса и уже хотел прослезиться, но Шатун вложил в его ладонь пару мятых банкнот и легонько подтолкнул к двери. Человек вышел на улицу и пропал за пеленой дождя. Джейн забыла все, что хотела сказать.
    - Где обычно. Меня селят в съемной квартире в районе Тверской, - она назвала телефон, который помнила наизусть. - Но не знаю, будет ли свободное время… Впрочем, посмотрим. Пусть позвонит.
    -Я думаю, у вас все склеится, - улыбнулся Шатун. – Фамилия моего клиента – Хабаров. Запомните? Вот и отлично.
    Он взглянул на часы, вдруг заторопился и, пожелав Джейн приятной поездки, выскочил на улицу.

*   *   *   *

    На темном небе появилась луна, напоминающая прожектор. Джейн встала, осмотрелась по сторонам. Бежала река, впереди равнина, залитая мертвенным светом небесного светила.
    - Рахат, - крикнула она. – Рахат, где вы?
    Тишина. А над этой тишиной звездная ночь, похожая на бархатный занавес с дырками, сквозь которые кто-то светит фонариком. Заросли кустов не шевелятся. Она стянула джинсы, сняла рубашку, бросила одежду на землю и вошла в воду. Джейн знала наверняка, что Садыков, спрятавшись где-то на берегу, в этих самых кустах, наблюдает за каждым ее жестом, каждым движением. Он долго ждал минуты, когда женщине захочется освежиться после бесконечного жаркого дня, состоящего из ожидания. Теперь, затаив дыхание, он лежит на горячей земле, задерживает взгляд на округлостях женских бедер, изгибе спины. Дышит тяжело, сглатывает набегающую слюну.
    И черт с ним, пусть смотрит, пусть все глаза прогладит, если ничего такого в жизни не видел. Дикарь, животное…

*   *   *   *

    Минуту хозяин напряженно рассматривал гостя через глазок и расспрашивал, кто пришел и зачем. Наконец упала цепочка, сдвинулась щеколда, лязгнул замок. На пороге стоял высокий мужчина профессорского вида с всосанными щеками и щеточкой седых усов. Перед тем, как впустить Радченко в квартиру, хозяин проверил его документы, долго сличал фотографию в паспорте с физиономией Димы и между делом задал добрый десяток проверочных вопросов.
    - Проходите и располагайтесь, - наконец сказал Антонов. – Если помыть руки, полью из графина. Воду дают по пятницам с семи до девяти. Света сегодня не будет. А если в туалет, придется снова спускаться вниз, за домом на пустыре будка сортира. А если по малой нужде, мочитесь в ванную или с балкона.
    - Прямо с балкона?
    - Почему бы и нет. Вся мои соседи гадят с балконов – и ничего. Господи, как мне все это надоело… Вот так, молодой человек. Вы в Москве привыкли к благам нашего времени. Горячая вода, электричество в любое время суток, отопление и даже канализация. А у нас тут, ну, сами все видите, заря каменного века… Впрочем, человек такое существо, которое ко всему привыкает.
    Он проводил гостя в комнату, раздвинул плотные шторы на окнах и усадил Радченко в продавленное кресло. Выпирающие пружины сиденья прикрывали старые журналы.
    - Всю последнюю неделю переговаривался с Москвой, последний раз вчера беседовал с вашим начальником, - сказал Антонов, устраиваясь на диване. – Все поручения выполнил, это не трудно. Машину, документы, ружье шестнадцатого калибра, военные карты… Этого добра на черном рынке хватает. Только денежки плати. Я бы рекомендовал взять с собой надежного проводника. Могу порекомендовать одного человека.
    - Не надо. Если что, найду на месте.
    Антонов удалился, пошуровал в соседней комнате и вернулся с потертым портфелем из бараньей кожи. Сразу видно, что его хозяин знавал в жизни лучшие времена: материальной независимости и достойного положения в обществе. Сергей Сергеевич выложил на журнальный столик большой плотно набитый пакет и сказал:
    - Здесь кое-какие сведения о Рахате Садыкове. Все, удалось раздобыть через знакомых. И адрес бывшего мента, русского. Этот мент знал Садыкова лично. А это ваши документы. Диплом об окончании ветеринарного техникума, якобы выданный семь лет назад на территории соседней республики, в Туркменистане. Вот удостоверение старшего инспектора областной ветеринарной службы. Кстати, вы что-нибудь смыслите в болезнях животных?
    - Ну, как сказать… Поверхностно. Корову от овцы отличить смогу.
    - Вот паспорт на имя Бахтияра Сулейменова. Водительские права все на то же имя с вашей фотографией. Пропуск комендатуры, по которому без проверки минуете все военные посты. Вы же ветеринар, значит, по роду своей работы выезжаете в любое время в разные точки области. Военных постов немного, но шмонают почти на каждом. Как вы понимаете, русских здесь не слишком жалуют. Поэтому настоящие документы спрячьте подальше.
    - На таджика я не потяну. Глаза не раскосые.
    - Вы можете быть таджиком хоть наполовину, хоть на четверть, можете не знать языка, не исповедовать ислам – все лучше, чем оставаться чистым русским или, например, евреем. Вы хорошо загорели, волосы каштановые. Но, к сожалению, вьются. Подстригитесь покороче, а лучше наголо. Купите на базаре тюбетейку – авось, сойдет. И, главное, не задерживайтесь в городе. Если спросят, какое-то время вы работали ветеринаром в Узбекистане. Люди поверяет если не вашим словам, то вашему паспорту и справке.
    Сергей Сергеевич разложил на столике карту с вычерченным на ней маршрутом следования. Он сказал, что Майси и Рахат Садыков предположительно выехали к месту, где стоит недостроенная фабрика, дней десять назад. Вот самый короткий маршрут. Вот другой, длиннее. Они могли застрять в населенных пунктах, отмеченных красными крестиками. Этих пунктов всего шесть или семь. Начать лучше всего с проверки ближних аулов, а дальше, какой-нибудь след, но обязательно отыщется. Он закончил словами:
    - Что ж, не найдете женщину живой, так хоть мертвой найдите.
    - А вы пессимист, - ответил Радченко.
    - Нет, просто я пожил дольше вас, видел разные виды. И терял больше вашего.
    Антонов словно назад обернулся и окинул взглядом прожитую жизнь. Все что было хорошего – дом семья, ребенок, хорошая работа – в далеком прошлом. Вокруг лишь пепелище, по которому гуляет ветер. Ювелирные изделия и золото, что хранились в тайнике за городом, нашли воры. Денежные накопления всей жизни за одну неделю инфляция превратила в пыль. С тех пор возможность заработать на переезд в Россию пару раз подворачивалась, но в большой России Антонова никто не ждет. Единственного сына здесь в Ташкенте зарезали уличные грабители, когда тот возвращался с рынка. Добычей убийц стал велосипед «Украина» и четыре килограмма картошки. Жена пережили Сашеньку всего на два месяца.
    - Человек, который отправил сюда эту несчастную Джейн Майси, наверное, очень хотел ее погибели, - глаза Антонова глядели сердито из-под насупленных седых бровей. – Или она сама того… Очень торопилась на тот свет.
    - Она приехала сюда работать, а не искать смерти.
    - Здесь не то место, где работают или отдыхают, - покачал головой бывший адвокат. – В этой стране написана конституция, много хороших законов. Но среди них работает один, и тот неписанный: кто сильнее, тот и прав. Я отниму у вас пару минут, послушайте…
    Антонов рассказал Радченко, как стал свидетелем изнасилования женщины. Дело происходило средь бела дня в сквере на пересечении двух центральных городских улиц. К белой женщине подошел милиционер, о чем-то спросил, потом ударил ее кулаком в лицо. Когда женщина упала, неторопливо снял китель, бросил на скамейку. Расстегнул ремень и приспустил штаны. К обеду возле женщины, отползшей с тротуара под куст алычи, собралось десятка два мужчин. Они по очереди справляли физиологические потребности. Один подросток ухитрился трижды пролезть без очереди. Стояла жара, события развивались вяло, кто-то уходил, но место занимали новые люди. Неизвестно, как долго продолжалось бы изнасилование. И чем оно закончилось – тоже вопрос. Здесь обесчещенных женщин частенько убивают сами же насильники.
    Но к группе мужчин подвалили три дюжих светловолосых парня, они оттолкнули ментов и любопытных, попытались вынести женщину с площади. Завязалась драка, очень жестокая и кровавая. Парней отделали по первое число. Истекающих кровью, оттащили в кусты и обобрали. Но тут слух о событиях, происходящих в самом центре города, видимо, дошел до милицейского начальства. На место прислали автобус с занавешенными окнами, синей полосой на кузове и надписью «милиция». Мужчин и женщину затащили в салон, отвезли в местную гостиницу и сбросили возле парадного крыльца. На следующий день Антонов узнал, что женщина и мужчины – журналисты, подданные одной из демократических западных стран.
    - Если такие вещи происходят в столице днем, что может происходить ночью где-нибудь в провинции, - Антонов мрачно покачал головой. – Напрягите свое воображение, молодой человек. Американцев тут, мягко говоря, не очень любят. Шансы вашей Джейн на выживание лично я оцениваю как ничтожные. Хотите совет? Постарайтесь не задерживаться тут ни одного лишнего дня.
    - Не пугайте меня, - попросил Радченко. - Я и так боюсь.
    Он поднялся, забрал конверт и, поблагодарив бывшего адвоката, спросил, сколько денег причитается за услуги. Уже раскрыл бумажник, готовясь отсчитать деньги. Но Антонов энергично замотал головой, сказал, что средства из Москвы переведены, его услуги оплачены с лихвой.

*   *   *   *

    Савелия, вопреки его ожиданиям, отвезли не в изолятор временного содержания, помещавшийся во внутреннем дворике комплекса зданий ГУВД на Петровке, а в межрайонное управление внутренних дел, пятиэтажное кирпичное здание старинной постройки, стоящее в глубине тихого переулка неподалеку от «Кометы». В доме были глубокие подвалы, где разместилась комната отдыха дежурных офицеров и младшего состава милиции, несколько камер с деревянными настилами вместо коек и следственные кабинеты, сырые и темные, как крысиные норы.
    Двое суток Савелия продержали в камере. На третьи сутки о нем неожиданно вспомнили. Длинным коридором отвели в следственный кабинет. После четырнадцати часов бесконечного допроса, когда менялись люди, задававшие Савелию одни и те же вопросы, а он сам каждые час-полтора получал лишь пятиминутную передышку, наступил неожиданный длинный перерыв. Следователь, молодой человек без имени и фамилии поднялся из-за стола, собрал пару бесполезных листков, изрисованных каракулями. И пообещал вернуться через полчаса, уже не с пустыми руками, а с молотком и пистолетом. Все восемь пуль, что помещаются в обойме, всадить в останутся в бестолковую башку Савелия. Конечно, если тот не поумнеет за отпущенное время.
    - Или ты умнеешь или того, - у молодого следователя подергивалась щека и веко правого глаза. - Я не обещаю, что смерть будет легкой и скорой. В человеческом организме много костей. Так много, что я точно не знаю, сколько их. И хрящей много. Не меньше трети переломаю я лично. Молотком. Позже меня сменит другой человек. И только потом…
    Оперативник навел на задержанного указательный палец и сказал: пуф, пуф, пуф… Лязгнула задвижка, человек пропал за дверью.
    Савелия оставили одного в следственном кабинете, и потянулись долгие минуты ожидания, которое хуже допроса. Он сидел на привинченном к полу табурете возле старого конторского стола и думал о том, что сил осталось только на донышке. Он не понимал, который час и какое время суток: утро, вечер или ночь. Чтобы не упасть, он широко расставил ноги и держался обеими руками за край табуретки. Было холодно, помещение освещала свисавшая с потолка яркая лампа под металлическим отражателем.
    От холода кожа сделалась плотной и упругой, от яркого света слезились глаза. Клонило в сон, но спать нельзя. За железной дверью слышались шорохи, наверняка в коридоре стоял мент и через глазок наблюдал за всем, что происходит внутри. В темном углу из крана в железный рукомойник падали тяжелые капли. Савелий вслух досчитал до ста, затем до тысячи. И сбился. Сколько продолжалась ожидание, час или четыре часа, он понять не мог: ощущение времени исчезло.
    Но вот снова лязгнула задвижка, скрипнули дверные петли, в кабинет вошел Девяткин.
    - Поумнел? – с порога спросил он. – Или еще хочешь посидеть в одиночестве?
    - Это мне без разницы, - ответил Савелий. – Вопрос можно?
    - Валяй, - Девяткин ослабил узел галстука, снял пиджак, повесил его на спинку стула. Усевшись, включил обогреватель. – Только по теме.
    - Почему убойный отдел МУРа уделят мне столько внимания?
    - Ты на свой счет не обольщайся, - ответил Юрий Иванович, вытащил из ящика кусок эластичного бинта и намотал его на правую ладонь. – Лично я на такую поганку как ты и минуты бы не потратил. Мне нужен Тост. А ты знаешь, где его искать. Он твой старый кент. Два года вы провели в одно колонии под Потьмой. И на воле не растерялись. Ты бы взял Тоста в свой бизнес. Но принимают решения другие люди, при чинах, званиях и даже при погонах. И эти люди не хотели, чтобы в дело вошел отмороженный бандит и убийца.
    - Это все жалкий базар. На уровне: одна баба сказала… Мы не кенты. Просто: здравствуйте и до свидания. Иногда видимся в ресторане или сауне.
    - Брось, Савелий. Со мной можно по-честному.
    Девяткин глядел на задержанного и думал, что от лощеного пижона, каким Савелий вошел в камеру, не осталось и воспоминания. Лицо опухло от побоев, фирменный галстук превратился в грязную тряпку. Пиджак, из которого выдран правый рукав, лопнул на спине. Это Савелия два-три раза ставили лицом к столу, заставляли опереться ладонями на край, били пор заднице резиновой дубиной со свинцовым сердечником. А когда он вырубался от боли, отливали водой и снова ставили в позу. Девяткин подумал, что Савелий оказался крепким орешком: столько времени на него угробили. А он сидит без посторонней помощи, шевелит языком и даже врет складно. Теперь все, решил про себя Девяткин, основная работа уже выполнена за него, остается не самая сложная задача: добить поверженного противника.
    - Я вижу, ты тут совсем заскучал и отупел от одиночества, - сказал Девяткин. – И карты как назло я не захватил. Ну, раз такое дело, у меня есть предложение. Чтобы немного развеяться… Вот что мы сделаем. Мы с тобой сыграем в магазин.
    - Это еще чего такое?
    - Я буду покупать. А ты продавать. Ты сдаешь мне своего дружка Жору Тоста. А я тебе оформляю статью за незаконное хранение и ношение оружия. Всего-то трешник. Будешь отбывать срок рядом с Москвой, во Владимирской области. Курорт, а не зона. Хорошее предложение, а? Подумай.
    - Никого не продавал. И не стану, - Савелий повторял эти фразы уже много раз, язык плохо ворочался, изо рта выходили даже не слова, а хриплый невнятный шепот. – Мне нужен адвокат. И врач.
    - Ты никого не продаешь и не продавал. Все правильно. Если твои влиятельные друзья узнают, что ты сболтнул лишнего, тебе тут же садовыми ножницами язык отрежут и закопают на какой-нибудь помойке. Или зальют бетоном. И ты молчишь, потому что боишься. Не меня, конечно. До боли в печенке, до кровавого поноса боишься своих дружков. Борис Моисеевич, твой адвокат, нужен для того, чтобы старик позвонил вот этому типу. Фамилия Кудрявцев, сотрудник управления ФСБ по Москве и области.
    Девяткин раскрыл папку и бросил на стол фотографию мужчины с погонами полковника и бордовыми петлицами и нашивкой за ранение.
    - Этот хрен вытаскивает тебя из любой переделки, потому что имеет хороший долю с твоих доходов. В госбезопасности ты числишься нештатным осведомителем. И все идет как надо. Но на этот раз ни черта не выйдет. Твой «ягуар» ночью отогнали в Нарофоминск, завтра утром сгоревшую тачку найдут возле Минского шоссе. В салоне три обгоревших до неузнаваемости трупа. Ты и двое твоих телохранителей. Убийц торговца героином никто искать не станет, уж поверь мне. Твои друзья подберут тебе замену. И все покатится дальше, только без тебя.
    - Мне эти понты по барабану, гражданин начальник, - Савелий немного отогрелся и осмелел. – Никто не станет пачкаться моей кровью. И грохнуть меня - у вас кишка тонка. Слишком много людей знают о том, меня взяли в ресторане.
    - Ошибаешься. Никто не знает. Ну, пять оперативников из моего отдела. Еще пара сотрудников милиции. И все. Но эти люди играют не за твою команду.
    Девяткин поднялся со стула, подошел ближе к Савелию. Сел на стол, потуже натянул эластичный бинт и сжал пальцы в кулак.
    - Ну, чего скажешь?
    - Пошли вы все…
    Савелий не успел договорить. Он даже не понял, с какой руки ударил Девяткин, с правой или с левой. Показалось, перед глазами пронесся вихрь разноцветных искр, а привинченный к полу табурет почему-то подпрыгнул, сбросив с себя человека. Савелий очутился в темном углу, возле отопительной батареи. Капала вода из крана, откуда-то с потолка донесся знакомый голос…
    - Хватит валяться как свинья. Тебе даже не больно.
    Савелий встал на карачки, хватаясь за стену, поднялся и, шагнув вперед, осторожно присел на край табуретки, словно боялся, что она снова подпрыгнет. Он вытер рукавом пиджака кровь, сочившуюся из верхней губы. И посмотрел на мента снизу вверх. Девяткин курил, пуская дым в потолок, стряхивал пепел на штаны Савелия.
    - Ну, что?
    Девяткин размотал бинт, вытащил из кармана латунный кастет с тремя выдающимися вперед шипами, массивной рукояткой и четырьмя кольцами. Медленно надел кастет на пальцы правой руки, а левой ладонью проверил, острые ли шипы. И, кажется, остался доволен, потому что отдернул палец, словно укололся.
    – Могу повторить вопрос. Или ты его помнишь?
    - Помню, - Савелий косился на кастет, на физиономию Девяткина, прикидывая, можно отсюда, из это проклятой сырой и темной камеры, выйти на свободу на своих ногах. Или его вынесут вперед копытами. – Но я не знаю, где Тост. Клянусь жизнью матери. Клянусь ребенком.
    - Детей у тебя нет, мать, к счастью умерла. Она не увидела, в какую тварь ты превратился.
    - Но я не знаю…
    Савелию опять не удалось договорить. Девяткин, не вставая со стола, резко поднял ногу и пнул его подметкой ботинка в грудь. Савелий снова оказался на полу, на этот раз он поднимался долго. Хватался за стены и табурет, но почему-то не мог удержаться на ногах. И снова падал. Когда Савелий занял место на табурете, Девяткин уже сидел за столом, делая вид, будто поглощен чтением газеты недельной давности. Латунный кастет куда-то исчез, зато на столе лежала трубка мобильного телефона.
    - Очухался? – Девяткин отложил газету, взял телефон и набрал номер. – Я соединю тебя с твоим другом. Или, правильнее сказать, подругой. Зовут его Валентин Зотов. Но ты называешь Валькой или Валюшкой. Ваш роман с этим двадцатилетним гомосеком длится без малого четыре года. Но вы до сих пор без ума друг от друга. Как молодожены. Правильно? Ну, так или нет?
    Савелий взял из руки Девяткина телефонную трубку. Сперва было тихо, скорее угадывались, чем слышались неясные шорохи, сопение, чья-то возня. Но вот звуки стихли, наступила тишина, которую разорвал истошный крик. И снова все стихло, потом началась та же возня, через пару секунд кто-то задышал в трубку.
    - Валька, ты? – спросил Савелий, его голос сорвался. – Что с тобой? Ты где?
    - Господи, Леонид, - Валька говорил быстро, словно боялся, что трубку отберут, и он так и не успеет сказать о главном. – Леонид, менты пришли ко мне. И все тут разгромили. Господи, отпустите, отстаньте…
    Снова началась возня, снова Валька закричал так, будто ему на живот плеснули кипятком.
    - Что происходит, мать твою? – прохрипел в трубку Савелий.
    - Господи, Леня, Леонид, - Валька заговорил еще быстрее. – Они говорят, что выбросят меня с балкона. Если ты им про что-то там не расскажешь. Они спустили с меня штаны и сделали надрез на яйцах. Я думал отрежут. Но меня все равно убьют. Помучают и кончат. Если ты не скажешь… Господи, Леонид, почему ты им не расскажешь то, что они хотят? Ну, почему… Я лежу в кровати совершено голый. И тут все вокруг в крови. Простыня, подушки, даже стены. Почему ты хочешь моей смерти? Ты разлюбил меня? Леня, что происходит…
    Савелий всхлипнул, передал трубку Девяткину и сказал дрожащим от волнения голосом:
    - Прикажите им прекратить все это. Я отвечу на вопросы. Только пусть оставят его в покое. Пусть не трогают… У Вальки слабое сердце.

*   *   *   *

    От дома, где остановился Радченко до гостиницы «Баскунчак» полчаса пешком. Дождавшись темноты, Дима, одетый в черные джинсы и черную рубаху, вышел за калитку, стараясь держаться в тени деревьев, дошагал до площади. Поднялся по лестнице на крыльцо и вошел в парадную дверь. Слабая надежда проникнуть в номер Джейн Майси, сунув купюру той костлявой старухе вахтеру, еще оставалась. Но теперь вместо знакомой бабки за стойкой сидел дюжий мужик лет пятидесяти.
    Несмотря на нестерпимую духоту он одет в черный китель офицера военно-морских сил со споротыми лычками и погонами. На шее галстук на резинке, на затылок сдвинута фуражка железнодорожника с темным верхом и блестящим козырьком с заметной трещинкой посередине. Наверняка вещи с рынка, хозяину формы кажется, что в ней он выглядит как очень большой начальник, важно и представительно. Радченко поздоровался, спросил, нет ли в гостинице свободных мест. Мужчина поднял голову, выставил вперед правое ухо и заорал во всю глотку:
    - Говори громче. Я контуженный.
    Уяснив, о чем спрашивают, покачал головой и заявил, что мест в гостинице мест нет и не бывает. Разве что зимой, когда из глубинки в город никто из заготовителей скота не ездит. Радченко вытащил из бумажника и показал вахтеру крупную банкноту.
    - Мне деньги совать бесполезно, - мужик заорал так, что наверняка было слышно на другом конце улицы. – Я взяток не беру. Я один на весь горд такой и есть, кто не берет. Сказано тебе – мест нет.
    - А если поискать получше? Я заплачу.
    - Заплатишь? – прогремел вахтер. – Ну, тогда могу определить тебя на ночевку в отделение милиции. Нравится? Камера на двадцать рыл со вшами и клопами подойдет?
    И так раскатисто рассмеялся, что в стакане зазвенела ложечка. Извинившись за беспокойство, Радченко вышел на улицу, через подворотню попал на задний двор, темный и вонючий. Дима предвидел подобное развитие событий, поэтому побывал здесь, на заднем дворе, еще днем. Занял позицию на ящике в дальнем углу, возле будки гостиничного туалета, сколоченного из негодного горбыля и кусков ржавого железа, запасся терпением и стал наблюдать. Он ковырял землю носком башмака из грубой кожи и примеривался, как быстрее и безопаснее оказаться на балконе двести шестнадцатого номера. Самый верный вариант - по водосточной трубе до второго этажа, а там по лепному карнизу к балкону.
    Сейчас, оглядевшись, Радченко не стал терять времени. С наступлением первых сумерек город пустеет, люди не выходят на улицу до утра. И это хорошо: сейчас его союзники темнота и тишина. Подпрыгнув, он зацепился за костыль, вбитый в стену. На таких штуках, будто сделанных специально для воров, закреплены секции трубы, на костыли легко ставить ноги и карабкаться вверх. Через минуту Дима стоял на карнизе, проходившим по периметру второго этажа и делал неуверенные шаги к балкону. Ставил левую ногу, перемещал корпус, придвигал правую опорную ногу и снова двигал левую.
    Легко перемахнув перила, присел на корточки, чтобы справиться с дыханием и осмотреться. Двор тонет во мраке ночи, единственная лампочка с отражателем, закрепленная на высоком столбе, вырывает из темноты помойные баки, переполненные отбросами, и синюю листву тополей. Никого не видно, не слышно шагов. Где-то вдалеке ухает степная сова и лает собачонка. Радченко раскрыл нож, лезвием оторвал от рамы тонкие деревянные планки, державшие стекло с наружной стороны. Просунув руку внутрь, он открыл щеколду, распахнул балконную дверь, сдвинув занавеску, шагнул вперед.
    В номере пахло истлевшими обоями, мышами и пылью. Он вытащил из кармана плоский фонарик, в световом круге показались аккуратно застеленная кровать с железной спинкой, пару стульев с прямыми спинками, ободранный письменный сто и крошечный холодильник. В дальнем темном углу на стене висел рукомойник, под ним – помойное ведро. Сразу видно, что это не «Хилтон», но люди живут и здесь.
    Но при желании и тут можно спрятать любую вещь так, что ее придется долго искать. Радченко пристроил фонарь с тем расчетом, чтобы свет падал на письменный стол. Он поочередно выдвинул ящики и заглянул в них. Ничего интересного: колода карт, флакончик недорогих духов, солнцезащитные очки, путеводитель по городу, круглое зеркальце в футляре, сделанном из бересты. Такие вещицы покупают иностранные туристы в московских магазинах. Ни записной книжки, ни товарных чеков, ни билетов. Радченко залез в шкаф, на вешалках болтались спортивные брюки с накладными карманами, кофточки, рубашка в мелкую клетку. Быстро проверил карманы одежды, - пусто.
    Решив, что ведет поиски бессистемно, он повесил фонарь на гвоздик вбитый возле двери. Милиционеры часто начинают обыски от входной двери, и по часовой стрелке прочесывают комнату мелким гребнем. Время перевалило далеко за полночь, когда Радченко обнаружил за холодильником плоскую сумку, запертую на замочек, - на ощупь вроде бы, портативный компьютер. Две минуты и замок был сломан женской булавкой и перочинным ножичком. Точно, ноутбук. В другом отделении сумки какие-то бумаги, несколько цветных фотографий в конверте. Радченко застегнул «молнию», сдвинул холодильник на прежнее место, когда услышал шаги в коридоре. Схватил и выключил фонарик, но тот, как намыленный, выскользнул из ладони, ударившись о доски пола, пропал под железной койкой.
    Дима успел задернуть занавеску, прикрыть за собой дверь балкона, и тут щелкнул замок, в комнате включили свет. Перегнувшись через перила, он сбросил ноутбук на валявшиеся под окнами картонные ящики и кучу мусора. И через пару секунд он оказался на карнизе. Одной рукой ухватился за перила балкона, спиной прижался к стене и замер в этом неудобном положении, почувствовав легкое головокружение. До водосточной трубы десять-двенадцать шагов. А еще надо спуститься спустится вниз и при этом не наделать лишнего шума. За все про все – минуты три. Слишком долго, люди в номере заметят, что на окне нет стекла, выйдут на балкон и тогда… Надо прыгать.
    - Тряпки какие-то. Тут искать без мазы, ни фига нету. Надо соседний номер посмотреть. Там тоже постояльцев нету.
    Мужчина говорил по-русски с сильным акцентом, голос гнусавый, вместо «искать» получалось «ишкать», вместо «мазы» - «маши». То ли человек давно страдал сифилисом, но к врачу не обращался, потому что болезнь зашла слишком далеко. И в чудесное исцеление уже не верилось. А, может, у него не хватало пары передних зубов, и во время разговора изо рта выходили шамкающие и шипящие звуки, будто, общаясь, человек кашу жевал.
    - Еще посмотрим, - ответил второй мужчина. – Может, где деньги припрятаны.
    - Хоть тряпки возьму, - сказал шепелявый. – Лучше, чем ничего.
    Радченко посмотрел вниз. Виднеются все те же мятые картонные ящики, можно запросто сломать ногу. Он живо представил кусок железной арматуры, торчащий из земли. Этот прут как шампур глубоко проткнут живую плоть и тогда... Радченко решил про себя, что лучше предаваться фантазиям в другое время. Он согнул ноги в коленях, чуть оттолкнулся подметками башмаков от карниза, сгруппировался, как учили еще в армии, и полетел в темноту.

*   *   *   *

    Приземлившись на носки, упал на бок, перевернулся через голову и уже через мгновение стоял на ногах. Он кинулся назад, к ящикам, наклонившись, стал искать сумку с ноутбуком. Ни черта не видно. Вот искореженная погнутая неведомой силой рама велосипеда, ржавые банки из-под консервов, битые бутылки, сумки нет. Радченко поднял голову, взглянув на балкон, прикинул, где должен был приземлиться чертов компьютер. Сделал пару шагов вперед и влево. Нигде нет.
    - Эй, ты чего тут шаришь?
    Незнакомый близкий голос заставил вздрогнуть. Дима обернулся, в свете дальнего фонаря из темноты проступили силуэт мужской фигуры. Малый невысок ростом, но плечи широкие, на голове кепка, сдвинутая на лоб, а в руках суковатая палка.
    - Эй, я тебе говорю: чего тут шаришь? – голос стал громче, увереннее. Незнакомец сделал шаг вперед и крепче сжал дубину, готовый ударить сбоку по голове или по шее.
    - Я только…
    – Ты откуда такой вылупился? Местный?
    - Местный, - кивнул Радченко, лихорадочно соображая, что бы такое ответить, убедительное и достоверное, он не придумал ничего путного и брякнул. – Я тут того… Ну, бутылки собираю. Сдаю их.
    - Значит, местный? – человек уже не говорил, а кричал во всю глотку. – Бутылки, сукин сын, ищешь по ночам? А я вот сунулся в гостиничный холл, а там трупешник. Лицо кровью залито: но я узнал дядю Пашу по морскому мундиру. Твоя работа, гад?
    - Ни боже мой, - сердце провалилось куда-то вниз и, кажется, перестало биться. – Мне кроме пустой посуды ничего не нужно.
    - Не нужно? – последние слова почему-то привели человека в ярость. - Может, тварь паршивая, тебе фонарем посветить?
    Радченко подумал, что имеет дело с городским сумасшедшим, психом, который ночами шастает с дубиной по пустырям, выискивая жертву, чтобы ради спортивного интереса проломить ей голову, а потом обворовать. Дима инстинктивно отступил на шаг, скосил глаза в сторону и увидел, как блеснула в темноте фирменная металлическая бляшка на компьютерной сумке. Он снова повернул голову к человеку, опасаясь пропустить удар дубиной. И заметил за спиной психа вторую фигуру, повыше и покрепче. Фигура двигалась медленно и как-то боком, кажется, второй персонаж собирался зайти со спины и, сократив расстояние, неожиданно напасть.
    - Убийцу поймал, - заорал псих. – И вора. Люди, только что в гостинице человека зарезали. Люди, выходи…
    Но выходить никто не спешил. Загорелся свет в двух комнатах первого этажа. Тут же вспыхнуло окно где-то наверху. В других окнах свет не зажигали, но вот чье-то бледное и круглое лицо, похожее на молодую луну, прилипло к ближнему стеклу. Уходя от бокового удара дубиной, Радченко наклонился, схватил сумку с земли. И резко дернувшись вперед, боднул противника головой в живот. Удар получился сильным и неожиданным. Псих, устояв на ногах, попятился назад, оступился. Радченко выбросил вперед ногу, точно зная, что не промажет. Прямой футбольный удар пришелся в правую ногу, твердый рант ботинка ткнулся в голень, скользнул вверх и угодил в колено. Человек закричал от боли, упал и покатился по сухой траве. И тут же, не поднимаясь с земли, бросился на Радченко, вцепился в его бедро обеими руками, повис на ноге.
    - Держу, - прохрипел псих. – Держу… Вали его… Люди…
    Одной рукой Радченко приподнял выше плеча портативный компьютер и, что есть силы, долбанул им по голове нападавшего, метя углом сумки в хорошо заметную плешь. Руки разжались, человек повалился боком на сохлую траву, Радченко высвободил ногу и тут получил удар дубиной поперек спины. Отступил назад, обернулся, здоровый мужик заслонил своей фигурой полмира, он занес над головой дубину. Радченко хотел закрыться компьютером, как щитом, но вовремя сообразил, что это самый плохой вариант из тех, что можно придумать. Дубина, опускаясь вниз, описала полукруг, рубанула воздух. Радченко успел увернуться, отступив в сторону и назад. Человек дышал тяжело, будто воз тащил или выкурил подряд десяток сигарет. Воздух был напоен запахом дешевого вина и сладковатой травки.
    - Ах ты, зараза, - проговорил он. – Не уйдешь… Не такой скотине рога обламывал.
    - Погоди, браток, - немеющими губами прошептал Дима. – Дай…
    - Сейчас, дам, - пообещал человек. – Дам так, что не встанешь.
    Он шагнул вперед, сделал ложный замах, твердо решив кончить дело ударом сбоку в голову. Сбить противника с ног, а потом насмерть затоптать сапогами. Радченко отбросил сумку в сторону, уже решив, что с этим мордоворотом он как-нибудь сладит. Человек нетрезв, он слишком тяжелый и медленный. Радченко, стоявший лицом к освещенным окнам, не заметил момент начала удара. Противник занес дубину над головой, но не успел опустить. Радченко успел повернуться к нападавшему боком и врезать ему подошвой башмака в пах. Мужчина бросил дубину. Он медленно опустился на колени, зажав ладони между ног. Из глотки вышел тихий стон. Схватка была закончена.
    Радченко подхватил компьютер, инстинктивно поднял голову кверху. На балконе номера Джейн Майси стояли два мужчины, свесив головы вниз, они внимательно смотрели на него, словно хотели отчетливо, во всех деталях запомнить физиономию Димы. Рука одного из мужчин опустилась под пиджак, на брючный ремень, вороненая сталь крупнокалиберного пистолета сверкнула и пропала. Или это была вспышка выстрела. А следом негромкий хлопок, будто с высоты второго этажа сбросили канистру с водой. И она ударилась о камни и раскололась. И снова хлопок выстрела, на этот раз далекий, почти неслышный потому, что могучий ураган уже сорвал Радченко с места, сорвал как высохшую былинку, и понес в темную глубину подворотни, в узкие лабиринты спящих улиц, в слепую ночь, в неизвестность.
    Ноги, кажется, помимо воли хозяина уносили его дальше от гостиницы, и все ускоряли бег, развивая запредельную вторую космическую скорость. Выскочив на улицу, он услышал топот ног за спиной. Это длились несколько коротких мгновений. А дальше исчезли уже все звуки окружающего мира, только сердце, как паровой молот стучало в груди, башмаки молотили по дороге. Почему гостиничные воры стреляли в него? Или в этом городе так принято знакомиться с приезжими людьми? Сначала подстрелить, а потом уж все остальное? Ответа нет и не будет.
    Несколько поворотов, глухой тупик, калитка в заборе. А дальше узкая кривая улица, освещенная тусклым фонарем, чьи-то тени, гудок тепловоза из темноты. Радченко подумал, что где-то рядом товарная станция. И, чтобы не потерять этот ориентир и не бегать по городу кругами, как бешенный пес, надо держаться правой стороны, двигаться на эти гудки.

*   *   *   *

    Перед рассветом Садыков разбудил Джейн и объявил, что река обмелела, почти высохла и можно трогаться. Погост стоял уже запряженный в телегу, угольки ночного костра догорели, оставив горку золы, которую разметал ветер.
    Джейн, аккуратно сложила мешок и скатерть, на которой спала. Залезла в телегу, подняла голову и долго смотрела в темное небо, сплошь усеянное крупными звездами. За ближнем холмом едва тлела утренняя заря, солнца еще не видно, но на небе уже проступило серое мутное пятно, медленно меняющее краски на фиолетовые и розовые.
    Погост медленно побрел по равнине, норовя свернуть направао. Колеса наезжали на камни, телега, готовая развалиться, скрипела, но почему-то не разваливалась, а ползла дальше. Джейн думала о том, что впереди новый бесконечно длинный день, наполненный солнцем, пылью и бормотаньем Садыкова. Надо набраться терпения и ждать: если они не сбились с дороги, то должны прибыть на место сегодня к вечеру.
    - Ну, мертвый, - кричал Садыков на Погоста. – Пошел, тебе говорят.
    Джейн закрыла глаза и погрузилась в воспоминания.

*   *   *   *

    Некоторое время назад.
    Первая неделя в Москве оказалась спокойной, заполненной рутиной работы и плохо устроенным бытом в небольшой казенной квартире. В субботу Джейн выбралась на открытие выставки известного художника, картины которого похожи на цветные фотографии, и, проскучав два часа в обществе своего непосредственного начальника Чарли Хейнса, вернулась в домой. Она разогрела вареного цыпленка и устроилась на кухне с новым романом «Смерть дышит в затылок». Телефонный звонок зазвенел тот момент, когда безжалостный маньяк всадил нож в спину телевизионной журналистки, которая искала правду, но нашла смерть. Джейн, вздрогнув, сняла трубку.
    Мужчина говорил густым басом. Скороговоркой извинился за то, что звонит в неурочное время, и представился: Борис Хабаров, генеральный директор компании «Свифт – Строй». Джейн сморщила лоб: имя знакомое.
    - Наверное, обо мне говорил Алекс Шатун, - вслух ответил на ее мысли Хабаров. – Я хотел предложить вам небольшую подработку. И вы, кажется, не против того, чтобы немного отвлечься от основных служебных обязанностей? Вот и прекрасно. Вот и хорошо. Мне нужно, чтобы независимый специалист… Ну, это лучше не по телефону. Мой офис в районе Фрунзенской улицы. Когда мы сможем встретиться?
    Джейн подумала, что единственную героиню книги, которой она симпатизировала, зарезал кровожадный убийца. Читать дальше почему-то не хочется.
    - А вы когда бываете на месте?
    - В любое время, - отозвался Хабаров. – Сегодня у меня обычный рабочий день. Даже по воскресеньям меня можно застать на месте. В понедельник и вторник меня не будет в офисе. Но вы можете приехать. Мой помощник расскажет вам, что и как. Моя подпись уже будет стоять под контрактом.
    - Мне сегодня нечем заняться, - Джейн взглянула на часы и решила, что деловой разговор – лучшее продолжение субботнего вечера.
    - Отлично, - Хабаров спросил адрес и сказал, что пришлет машину через час.
    На Москву легли первые сумерки, когда Джейн переступила порог кабинета в доме на Фрунзенской. Это была очень большая, обшитая дубовыми панелями комната, холодная и неуютная. Хозяином оказался высокий плотный мужчина лет пятидесяти. Хабаров носил старомодный коричневый в мелкую клетку костюм, рубашку с засаленным воротничком и манжетами. Он не был похож на человека, потерявшего счет деньгам. Больше напоминал бедолагу, который влачит жалкое существование, перебиваясь от зарплаты до зарплаты, и экономит на любом пустяке. Если приглядеться внимательнее, увидишь, как на безымянном пальце правой руки кольцо с крупным алмазом. А на левом запястье тускло блестит швейцарский хронометр с браслетом из розового золота и массивным корпусом, украшенным бриллиантами.
    Встретив гостью у дверей, Хабаров помял ее ладонь своими пухлыми теплыми руками, усадил на диван и, включив нижний свет, спросил разрешения покурить. Он повесил на губу сигарету, прикурил и дымил как паровоз до самого ухода Джейн. Хабаров вывалил на кофейный столик груду бумаг и принялся расхаживать по кабинету, посыпая огромный старинный ковер пеплом.
    - Некоторые говорят, будто я человек не самый приятный в общении. Никого не слушайте, никому не верьте, - выпалил он. – Я не такой. Я просто сумасшедший. Форменный псих. Помешан на работе, только ей живу. Хотя многим людям я причинил неудобства, возможно, даже неприятности, никто не назовет меня бездельником. Поэтому начнем, если не возражаете…
    - Нет возражений, - кивнула Джейн.
    - На столике перед вами документация на здание, построенное неподалеку от Москвы. Предполагалось, что туда переедет большой институт, который занимается вопросами обороны. Но что-то изменилось на небесах, - Хабаров поднял желтый от табака указательный палец к потолку. – Здание не достроили. В таком виде, без окон и дверей, оно простояло восемь лет. Пока его не выкупила одна фирма. Там хотели все доделать и пустить сооружение с молотка. Но не осилили. Денег требовался большой вагон и еще десяток таких же вагонов. Вот и решили продать все, как есть. А я не против того, чтобы купить всю эту музыку. Но не хочу переплачивать. Улавливаете?
    - Стараюсь, - кивнула Джейн. – В чем моя задача?
    - Объективно оценить все это хозяйство, - Хабаров курил и болтался по комнате. - Двенадцать этажей, бетонные конструкции. Много земли. Есть котельная, электрическая подстанция, склад, подземный гараж на сто пять автомобилей и много чего другого. Один только забор из кованных железных конструкций чего стоит. Строительная готовность - примерно девяносто процентов. Вопрос, как всегда, в цене. Мне нужно, что вы изучили документы, затем выехали на место. И доказали, прежде всего мне, как будущему покупателю, что здание не стоит девяти миллионов долларов, которые за него спрашивают. Понимаете? Конечно, лично я на глазок могу оценить любой объект. Но это мое мнение, объективное.
    - У вас строительное образование?
    - В молодости окончил экономический факультет Московского государственного университета. Предлагали писать диссертацию, остаться работать на кафедре. Это было в ту пору, когда дипломы вузов нельзя было купить за деньги как сегодня. Но меня тянула не книжная рутина, не наука, а реальное производство. Я начал карьеру технологом на кирпичном заводе. Мизерная зарплата и никаких перспектив. Когда мне уже стукнуло сорок, у меня в жилетном кармане лежал большой завод по выпуску металлических конструкций. В другом кармане комбинат по производству строительного утеплителя. И еще много разной собственности. Но я с отличием окончил институт международных отношений, тоже экономический факультет. Потому что хотел эффективно управлять своими активами.
    - Очень интересно, - улыбнулась Джейн. – Только хочу сразу предупредить. Я могу работать как частное лицо, а не представитель фирмы «Хьюз и Голдсмит». Экспертные заключения, которые я сделаю, не будут иметь силы на судебных процессах, в ваших третейских и арбитражных судах. А также при решении иных споров. Это информация, если можно так сказать, для внутреннего пользования.
    - Отлично, - кивнул Хабаров. – Это все, что мне надо. Когда человек долгое время строит бизнес, он обрастает приживалками, прихлебателями. Эти люди кормятся с моей руки. Они дают мне кучу, как им кажется, нужных, а на самом деле вредных советов. Стараются предугадать и предупредить желания начальника. Сейчас мои советники в один голос говорят, что позарез нужно купить этот объект. И уже нашли ему коммерческое применение. Но тут нужен взгляд со стороны, оценка незаинтересованного специалиста. И вы отлично подходите для выполнения этой миссии. Простите, что выражаюсь высокопарным слогом. Давняя привычка. Уже неисправимая. У меня с женщинами всегда так. Еще с юности. Я в ту пору обожал рыцарские романы. До сих пор их перечитываю.
    Разговор еще часа полтора катился как речка по гладким камешкам. Когда коснулись вопроса оплаты, Джейн сказала что подработка очень кстати, деньги сейчас очень нужны, но в фирме «Хьюз и Голдсмит» так заведено: если сотрудник решил поработать на стороне, а такая практика не очень-то приветствуется, он должен доложить непосредственному начальнику, что это за работа. И получить добро или отказ. Методики оценок объектов недвижимости известны, задача, которую ставит Хабаров, не представляется сложной, поэтому Джейн приступит к делу, если только Чарли, ее босс, скажет свое «да».
    - В чем проблема? – усмехнулся Хабаров. – Вот телефон. Звоните.
    Голос Чарли был веселым, час назад он вышел из спортзала и теперь в компании двух привлекательных девиц, журналистки из Парижа и одной русской красотки, искавшей себе богатого жениха, направлялся в ресторане на Рублевском шоссе. Когда он сидел за рулем, всегда пользовался устройством громкой связи. В трубке были слышны женские голоса и музыка.
    - Мне казалось, что в «Хьюз и Голдсмит» ты получаешь достойную зарплату, - сказал Чарли. - И не нуждаешься в подработках на стороне. Впрочем, действую, как считаешь нужным. Если дают хорошие деньги, хватай их. Если нет, - поторгуйся.
    - Так ты не против?
    - Разумеется, я не против, - в обществе привлекательных женщин Чарли всегда старался выглядеть человеком либеральным, который сам живет на широкую ногу и дает жить другим людям. - Я за то, чтобы мои подчиненные много зарабатывали. Договоримся так: если ты будешь подрабатывать по выходным или вечерами после основной работы – ничего не имею против. Кстати, сколько тебе обещают?
    - Я как раз на переговорах…
    - Смотри не продешеви, - Чарли засмеялся и дал отбой.

*   *   *   *

    На следующее утро после встречи с Хабаровым Джейн позвонила в Чикаго знакомому юристу по имени Стив, знавшему русский язык и занимавшемуся вопросами корпоративных взаимоотношений. Она попросила внимательно посмотреть договор, который ей предлагает заключить одна московская фирма, и выдать свое заключение: стоит подписывать бумаги или нет.
    - Тебе обещают тридцать пять тысяч за пустяковую работу, – удивился Стив. – Но ты недовольна. И хочешь, чтобы я изучил договор под увеличительным стеклом? И понюхал деньги, которые тебе обещает заплатить? Чем они пахнут: кровью, дерьмом или клубничным вареньем? Зачем тебе это? Ты сама говоришь, что работы всего на неделю. Господи, ты неисправима. Дай им экспертное заключение. И возьми то, что тебе причитается. Никогда не отказывайся, если дают.
    - Я не отказываюсь. Я прошу тебя…
    - Вот мой совет, а я имел дело с русскими: надо выторговать безвозвратный аванс. И побольше. Аванс - это главное. Все остальное – чепуха.
    - Так ты посмотришь бумаги?
    - Если ты настаиваешь, посмотрю, - Став засмеялся, будто сказал что-то очень смешное. – Наверняка все в порядке.
    Отправив копии договора в Чикаго, Джейн в раздумье побродила по квартире, сняла телефонную трубку, набрала номер московской редакции известного на весь мир журнала для деловых людей. Сейчас субботний вечер, значит, журналисты еще не разошлись по домам, к понедельнику готовят макет русской версии издания. Она попросила к телефону Пола Харриса, репортера, чья специализация – статьи на темы экономической преступности, знакомого ей по прошлым командировкам в Россию. Пол легко согласился встретиться в девять вечера в ресторане «Кус-Кус».
    Джейн приехала на полчаса раньше, она спустилась вниз по каменным ступенькам, потому что заведение находилось в подвале. Завсегдатаями были в основном представители московской богемы. Знающие люди утверждали, что тут можно говорить спокойно, не бояться, что в ножку столика вмонтировано прослушивающее устройство, а парни с Лубянки пишут и слушают разговоры.
    Интерьер заведения оказался весьма мрачным. Приглушенный свет. На кирпичных стенах развешаны черно-белые фотографии старой Москвы: церкви, монастыри, старинные погосты, покосившиеся от времени деревянные дома, давно стертые с лица земли. Вперемежку с фотографиями висят полотна современных художников, в основном абстракционистов. Попадаются известные имена. Посетителей обслуживают официанты в хромовых красных сапожках и русских косоворотках, расшитых на груди и подпоясанных витыми шелковыми шнурками. Помнится, за барной стойкой тем вечером работали три парня в таких же цветных рубахах. На эстраде пианист и ударник исполняли мелодии из «Сорок второй улицы». Табачный дым был такой плотности, что хоть топором его руби и раскладывай по тарелкам.
    Она нашла Пола за дальним столиком в углу. Худой и высокий, он не страдал отсутствием аппетита. Дожидаясь Джейн, успел смолотить морской салат и английский ростбиф с картошкой фри, сдобрив это дело светлым пивом.
    - Ты по делу или так? – спросил Пол и сам же ответил. – Со мной почему-то не встречаются просто так, поболтать и выпить чего-нибудь не очень крепкого. Со мной встречаются для того, чтобы слить мне информацию. Или получить информацию от меня.
    - Ты прав. Я как раз насчет того, чтобы получить.
    - Если мы не будем помогать здесь, в России, друг другу, нас перебьют поодиночке, - грустно улыбнулся Пол, выслушав просьбу Джейн. – Это я фигурально. Наша кровь и скальпы никому не нужны. Но людей уничтожают разными способами. Иногда достаточно втоптать в грязь доброе имя. И все, - это уже конечная остановка. Проезда дальше нет. Тебе нужно выяснить, что собой представляет Борис Хабаров. Стоит ли с ним связываться. Так? И еще тебя интересует некий Шатун, адвокат. Что за личность и все такое прочее. Правильно?
    - Совершенно верно, - кивнула Джейн. – Хабаров платит тридцать пять тысяч долларов за работу, которую может выполнить за неделю человек с экономическим образованием. Специалист средней руки. А Шатун настойчиво советует мне подружиться с этим Хабаровым. Если бы Хабаров официально заказал экспертизу у нашей фирмы, ну, тогда и говорить не о чем. Понимаешь, что-то здесь не так. Тридцать пять тысяч – несуразно большие деньги. Ну, за такую работу. В миф о русских миллионерах, которые топят камины долларовыми банкнотами, я не верю.
    - И напрасно. Я тут разного насмотрелся.
    - Значит, мне просто не повезло. Не встретила настоящего миллиардера с широкой душой и бездонным карманом. В основном попадались прижимистые типы. Они знают счет деньгам, не любят кидать их на ветер. И вдруг некто Хабаров, который видит меня первый раз в жизни, еще имени моего не запомнил, делает щедрый подарок. С чего бы?
    - Я постараюсь что-нибудь узнать, - кивнул Пол. – Но это не так-то просто. Это у нас в Штатах ты, не отходя от компьютера, можешь выяснить все подробности о каждом бизнесмене, о каждой фирме. Какую прибыль кто получил, сколько налогов заплатил, кто владелец, кто совладелец, сколько у кого акций. У кого голосующий пакет, у кого блокирующий и так далее. Русский бизнес – это тайна за семью печатями. Информацию о предприятия и организациях иностранному журналисту получить практически невозможно. Все засекречено, все закрыто. Будто на этих предприятиях производят секретное оружие, а не гуталин или резиновые коврики.
    - Но ты как-то выходишь из положения?
    - Я даю взятки всем, кому надо. И кому не надо тоже даю. На всякий случай. Чтобы не делали гадостей лично мне. Журналисту приходится дружить с разными людьми, чтобы быть в курсе хотя бы некоторых событий. О Борисе Хабарове я никогда ничего не слышал. Возможно, он нищий. Возможно – миллиардер, который прячет свои богатства на номерных счетах где-нибудь на Кипре. Может, вор. Или наоборот, честный и порядочный человек.
    - Почему ты не уедешь обратно в Америку?
    - Все, что происходит в России – просто рай для журналиста моей специализации. Я пишу о криминальном бизнесе, значит, тут мое место. В Штатах мне будет скучно.
    Они просидели с Полом почти до полуночи, Харрис подвез Джейн до дома и обещал позвонить на следующей неделе.
    Все воскресное утро Джейн просидела дома, изучая проектно-сметную документацию, сопоставляя сегодняшние цены на строительные конструкции, кирпич и товарный бетон с ценами десятилетней давности и делая пометки в блокноте. К полудню Хабаров прислал машину, которая отвезла Джейн за тридцать километров от Москвы, в небольшой город, на окраине которого построили здание института. На воротах в теплой будке смотрели телевизор два дюжих вахтера. Тут же торчал сутулый человек с пегой бородой, представившийся Мишей. В руках Миша держал самодельный посох, одет был в серую льняную косоворотку, какие носили лет сто назад. Он был похож на божьего странника или монаха, изгнанного из обители за пьянство и воровство, но состоял на должности инженера по эксплуатации зданий.
    Весь остаток дня до вечера Миша, стуча посохом по бетонному полу и кирпичам, таскал гостью по огромному недостроенному зданию и близлежащим окрестностям. Джейн сделала кое-какие замеры и фотографии, пообещав, что в следующий раз она проведет здесь полный световой день и заглянет в те помещения, куда они еще не добрались. Миша пообещал помолиться за Джейн. На том и расстались.

*   *   *   *

    Ближе к рассвету Радченко очутился в домике за глухим забором. За стеной кашлял хозяин жилища Никита Фомин, пахло дешевым табаком и кислым самодельным вином, разлитым по доскам пола. Свет едва пробивался в комнату через пыльное занавешенное паутиной окошечко. Радченко полчаса валялся на железной койке, глядя в потолок, покрытый мелкими трещинами. До сих пор не верилось, что после ночной переделки у гостиницы он остался жив и вернулся с трофеем.
    Дима перевел взгляд на сумку с компьютером, лежавшую на столе. Сбитые ноги горели огнем, после не слишком удачного прыжка с карниза второго этажа побаливало плечо и ломило поясницу. Радченко поднялся, сполоснул лицо у рукомойника, посмотрел на свое отражение в большом осколке зеркала, закрепленном на стене. Вид так себе, на тройку с двумя минусами, но бывали времена, когда он выглядел еще хуже. Радченко разогрел на керосинке металлическую кружку воды, заварил крепкого растворимого кофе, что привез из Москвы, положил побольше сахара, чтобы голова немного просветлела, и, усевшись за стол, включил ноутбук.
    Как и следовало ожидать, система защищена паролем. Что ж, Дима готов к такому повороту событий. Как правило, женщины не слишком изобретательны в этих вещах. Паролем служит своя фамилия, имя ребенка, а также его дата рождения или место, дата рождения матери, место ее рождения... Он раскрыл толстый блокнот с записями, так, Джейн родилась тридцать четыре года назад в городе Чикаго штата Иллинойс. На другой странице имена и даты рождения отца, матери, ребенка.
    На протяжении часа Дима вводил в компьютер даты, цифры, имена, но все напрасно. Система не распознавала пароля. Тогда он подключил к компьютеру Джейн свой ноутбук, запустил одну умную программу и легко вошел в чужую систему без пароля. Информации немного, использована лишь четвертая часть твердого диска. Много места занимают фотографии, сделанные цифровой камерой, четыре десятка музыкальных видео клипов, электронные версии бульварных романов про большую пушистую любовь. Наверное, долгие путешествия Джейн скрашивает чтением.
    Еще попались видеоклипы, скаченные из русского интернета. Радченко просмотрел несколько роликов. Вот корова пытается перейти оживленную улицу в центре какого-то крупного города, и, увернувшись от летящих на высокой скорости машин, успешно переходит. Вот мальчишка школьник, по физиономии видно, - злостный прогульщик и хулиган, - плутает где-то в лесу. Он останавливается, раскладывает на траве учебники и дневник, испещренный двойками, и мочится на них. На лице школьника блаженная улыбка.
    Некоторое время Радченко беспорядочно открывал папки, раздумывая о том, что именно он ищет. Личного дневника Джейн наверняка не вела, но рубль за сто остались какие-то сделанные для памяти записи, заметки о встречах с нужными людьми, финансовых расходах. Джейн не может держать в голове уйму дел, что уже сделаны, и которые еще предстоит переделать. Радченко открыл папку под названием «игры» и присвистнул: здесь помещались еще полторы дюжины папок с интригующими названиями вроде «Москва, черновик отчета», «Москва. Отчет по недвижимости», «Душанбе. Порядок и сроки работ», «Выезд на место строительства. План мероприятий». Он попробовал открыть одну из папок, но на экране проявился рисунок амбарного замка и пустая строка под рисунком, куда необходимо ввести пароль.
    Дима почертыхался, поняв, что эти файлы прежним способом, через хитрую программку, не откроешь. Поднявшись, отошел от стола, разогрел новую кружку кипятка и, стоя у окна, сделал глоток крепкого кофе. Он вспомнил, что, пытаясь вскрыть систему, почему-то ни разу не ввел имени дочери Джейн и в той же строке через один интервал дня ее рождения. Похоже, это как раз то, что нужно. Он вернулся к столу, написал: Кристина. И следом через интервал дату ее рождения, как ее пишут американцы. Сначала месяц, за ним число и потом год. Файл не открылся.
    Радченко попробовал наоборот, сначала дата, а потом имя. Без толку. На минуту, уставившись в подслеповатое окошко, он задумался. Вот, кажется, то, что надо. Сначала дата рождения, а потом имя ребенка, но, написанное наоборот, с конца слова. Он набил сочетание букв и цифр, осторожно нажал клавишу «ентер» и увидел перед собой все тот же рисунок амбарного замка и надпись через весь экран: «Вы использовали все три попытки». Через секунду на экране появился текст на английском языке.
    Облегченно вздохнув, Дима потер ладони одна о другую, прочитав первое предложение служебной записки: «Настоящий документ составлен старшим экспертом фирмы…» Неожиданно строчки стали блекнуть, медленно исчезать с экрана, и вот, не прошло и десяти секунд, уже весь монитор сделался девственно белым. Ни буквы, ни цифры, ни запятой. Радченко вернулся к тому месту, где должны были находиться полторы дюжины папок с записями, но не увидел ни одной. Мало того, отсутствовала и корневая папка «игры». Но и это не все, из памяти были стерты все фотографии, видео клипы и даже электронные версии любовных романов.
    - Вот дерьмо… Твою же мать…
    Радченко саданул по столу кулаком с такой силой, что чашка с кофе подпрыгнула и упала на пол, забрызгав брюки. Еще полчаса он пыхтел над ноутбуком, соображая, что же произошло. Очевидно, при запуске системы включилась программа, защищающая содержание компа. Не набираешь с трех попыток пароль любой из папок, помещенных на твердый диск, и проклятая программа удаляет подчистую всю информацию. Этот вариант Дима должен был предусмотреть, но бессонная ночь и беготня по спящему городу сделали свое дело.

*   *   *   *

    Вздохнув, он порылся в сумке из-под ноутбука, достал из бокового отделения три листа бумаги разных размеров, разложил их на столе. Копия дополнительного соглашения между неким обществом с ограниченной ответственностью «Коринф» и фирмой «Хьюз и Гослдсмит», от лица последней документ подписала Джейн Майси. Как сказано в дополнительном соглашении, полномочный представитель, имеющий на руках весь пакет документов, включая доверенность с правом подписания финансовых бумаг. Радченко дважды перечитал текст, но почти ничего не понял.
    Джейн, обозначенная в документе как «заказчик работ» выплатила «Коринфу» десять тысяч долларов в соответствии с основным договором. Смысл дополнительного соглашения состоял в том, что фирма «Коринф» получает право, исходя из объективных условий, которые может определять самостоятельно, перенести сроки выполнения работ на десять-пятнадцать дней. Внизу подписи: генеральный директор «Коринфа» Ахмад Искандеров и, собственно, Джейн Майси. Вторая бумажка – копия расписки Искандерова в получении денег. Радченко, почесав затылок, решил, что десять тысяч долларов для Средней Азии – целое состояние.
    И еще, согласно устоявшейся здесь традиции, если официально, через документы и через кассу прошли десять тысяч долларов, значит, к лапкам господина Искандерова прилипло еще тысяч пять, не меньше. Как водится, денежки лежали в белоснежном конверте, который генеральный директор «Коринфа» небрежно смахнул со столешницы в ящик письменного стола. И продолжил деловой разговор с посетителем.
    Радченко хотел отложить бумаги в сторону, когда скользнул взглядом по бланку, на котором напечатано приложение к договору. Юридический адрес «Коринфа»: Узбекистан, город Джизак, улица Вокзальная, дом пять, строение один. На нижней строчке телефон общества с ограниченной ответственностью. Странно… Что понадобилось Джейн за сотни километров отсюда, в соседней республике, в городе Джизак на Вокзальной улице? Ответа нет. Пока нет.

*   *   *   *

    Дима рухнул спиной на матрас и ворочался добрых полчаса, пытаясь заснуть, но мешали мухи. И кровать была устроена так, что как ни ложись, куда не повернись, все время ноги будут находиться выше головы. А это не очень удобно. Тогда он накрылся простыней, на лицо положил вафельное полотенце и сосчитал до ста, когда счет пошел не вторую сотню, Радченко провалился в колодец сладкой дремоты. Он проснулся ровно в полдень, совершенно разбитый и такой уставший, будто спать не ложился. В соседней комнате монотонно бубнило радио, хозяин звенел пустыми бутылками, собираясь в магазин.
    - Эй, парень, ты все дрыхнешь? – сатиновая занавеска, которая заменяла межкомнатную дверь, дрогнула. Появился Никита Фомин, одетый в куцый пиджак и спортивные штаны с красными полосами, напоминающими генеральские лампасы. – Чего надо в магазине? Давай денег, куплю.
    Дима сел на кровати, вытащил из-под матраса кошелек.
    - Купи, что хочешь. На свое усмотрении, - сказал он. – А в мире что делается? В городе какие происшествия? Может, война началась. А мы тут с тобой лясы точим. Или чего еще?
    - Ну, по радио второй раз уже передают, что ночью в гостинице вахтера убили или коридорного, шут его знает. Ну, вор хотел номер обчистить, а вахтер не пустил. А потом, через пару минут, двое граждан пытались задержать убийцу, а он их натурально отделал и двинул в темноту.
    - Как думаешь, убийцу поймают? – Радченко заправлял постель по-солдатски: ладонью, как утюгом, разгладил простыню, накрывая ее лоскутным покрывалом, он еще не понимал сути того, что услышал от Фомина.
    - Пымают, - кивнул хозяин. – Это уж – будь уверен. Как не пымать. А если чего не выйдет, так на улице первого встречного схватят. И скажут, что он убийца.
    Радченко оставил кровать не застеленной, шагнул к хозяину.
    - Говоришь, в гостинице вахтера грохнули? – переспросил Дима. В эту секунду он испытал странное ощущение, будто сердце пощекотали острым кончиком ножа. – Название гостиницы запомнил?
    - «Баскунчак», - Фомин слегка оробел.
    - Ничего не путаешь?
    - Господи, я слишком старый, чтобы путать, - обиделся Фомин. – А память дай бог каждому. Приметы убийцы ментам известны. Видели его люди. Город у нас вроде большой, а спрятаться трудно. И по радио приметы передают. Значит, и по телевизору тоже. Только у меня телевизора нет. Парень русский, ну, вроде тебя. Волосы каштановые, немного вьются. Лицо вытянутое. Рост выше среднего. Одет в поношенные черные штаны, как твои. И черную рубаху, ну, вроде той, что на тебе…
    Фомин замолчал и стал молча разглядывать постояльца, переводя взгляд с физиономии Радченко на его поношенные черные штаны и черную рубаху.
    - Я никого не убивал, потому что не имею такой дурной привычки, - Дима достал из кошелька несколько таджикских рублей, разноцветных бумажек, напоминающих фантики от конфет, и, свернув деньги трубочкой, сунул их в нагрудный карман хозяина. – Так и запомни. Или запиши.
    - Дык я верю, - от душевного волнения Фомин икнул. – Верю. На кой хрен тебе этот вахтер упал?
    - В этом направлении и рассуждай, - одобрил Радченко. – А теперь дуй в магазин или на рынок. Одна нога здесь другая уже у прилавка. Купишь вот чего. Машинку для стрижки волос, лосьон, белый халат, саквояж… Нет, лучше запишу. Чувствуешь, чем пахнет? – Радченко послюнявил карандаш и поводил носом из стороны в сторону. – Пахнет хорошей премией. Которую ты получишь в самом скором времени. Как вернешься все притаранишь.
    Радченко написал на отрывном листке несколько слово, сунул бумажку Фомину, развернул его за плечи на сто восемьдесят и легонько подтолкнул в спину.
    Минуту Дима бродил по комнате, размышляя о том, что в городе долго оставаться нельзя. Раз уж его назначили убийцей, - спокойной жизни не жди. Неожиданно он вспомнил мыслишку, застрявшую в голове еще с раннего утра. Бросился к столу и развернул бумаги. Вот оно, самое интересное: дата под договором. Документ подписан десятого июля сего года. Дима порылся в блокнотах, проверяя цифры. Так и есть, память не подвела, Джейн прилетела сюда того же числа, под вечер.
    Выходит, что в один и тот же день, следуя самолетом из Москвы в столицу Таджикистана Душанбе, она совершила остановку в соседнем Узбекистане. И заключила договор с фирмой «Коринф». Вечером того же дня прилетела сюда. Когда Радченко беседовал с главой московского представительства «Хьюз и Голдсмит» Чарли Хейнсом, тот, подробно рассказывая о делах и поручениях, даже самых мелких, что Джейн предстоит выполнить в Средней Азии, но словом не обмолвился о «Коринфе».
    В один и тот же день Джейн побывала в двух соседних странах, успела заключить важный договор. А договор, несомненно, важный, - по здешним меркам деньги-то заплачены огромные. Как такое возможно? И возможно ли в принципе? Радченко раскрыл блокнот и сделал несколько пометок: для начала надо выяснить, что это за «Коринф», чем занимается эта контора. Неплохо бы узнать содержание, хотя бы краткое, основного договора. И еще нужно дозвониться до Москвы, до Чарли Хейнса. Интересно, что он скажет. Жаль, мобильник работает в пределах города, да и то не во всех районах.

*   *   *   *

    Землю накрыли белесые сумерки, в небесах повис прозрачный серп луны и вот-вот появятся далекая россыпь звезд. Поглядывая на небо, Девяткин топтался возле служебного «форда». Машину поставили на выезде из старого дачного поселка. Здесь, возле закусочной «Ирис» на перекрестке двух самых оживленных улиц, жизнь била ключом: несколько посетителей пили пиво за столами, выставленными на улицу. Слышалась музыка, голоса завсегдатаев и гул далеких поездов. Вокруг столиков в ожидании подачки накручивали круги бродячий пес. Через улицу в крошечном магазине «хозяйственные товары» уборщица ругалась с продавщицей. Окна магазина распахнуты настежь, поэтому образными оборотами речи могли наслаждаться все желающие.
    От перекрестка до дачи, которую на лето снял Жора Тост, всего пять-шесть минут пешком. Нужно свернуть направо, подняться вверх по узкой улице, с обеих сторон огороженной глухими высокими заборами, и постучаться в калитку, проделанную в таком же высоком заборе. Правда, дверь никто не откроет, потому что в доме пока никого нет. Еще раз нарисовав в уме простенький маршрут от станции до съемной дачи, Девяткин сел на заднее сидение машины.
    - Пивка холодного хочется, - сказал сидевший рядом старший лейтенант Саша Лебедев. – Горло промочить. Разрешите кружечку?
    - Даже не подъезжай ко мне с этими вопросами.
    Девяткин, считавший, что воспитание молодых сотрудников в духе нетерпимого отношения к алкоголю, его святая обязанность, сурово нахмурился. Конечно, из любого правила бывают исключения, а кружка пива – это ерунда. Можно пойти навстречу лейтенанту, который, выслеживая Тоста, вторую ночь глотает уличную пыль и, конечно же, имеет право промочить горло. Но как в таком случае поступить с собственными принципами? На помойку их что ли выбросить? И чего стоит авторитет офицера? Вопросы так и остались открытыми, потому что Девяткин поленился на них ответить.
    - Иди, выпей, - сказал он Лебедеву. – Но только пару кружек, не больше. А то тебя быстро развезет с устатку.
    - Спасибо, товарищ майор. Вы настоящий человек.
    Саша вылез из машины и заспешил к закусочной. Сидевший рядом с водителем комендант дачного кооператива «Арфа» Сергей Игнатьев, бывший военный летчик, неодобрительно покачал головой.
    - У нас, в авиационном полку, во время боевых действий за кружку пива летчика снимали с задания, - сказал он. – А потом на неделю отстраняли от полетов. Чтобы неповадно было за воротник заливать.
    - Ну, у нас до боевых действий, надеюсь, не дойдет.
    Девяткин опустил секло и еще раз прокрутил про себя рассказ коменданта. Жора Тост покинул дом за час до приезжда милиционеров, в одиннадцать утра. Он ездит на синей иностранной машине, очень ухоженной и симпатичной, только номер заляпан грязью. Игнатьев - сосед Тоста. Со стороны улицы забор капитальный, а между участками невысокий покосившийся штакетник, который запросто перепрыгнет подросток. От бдительного ока бывшего летчика Жоре спрятаться негде.
    В полдень милиционеры постучали в дом коменданта Игнатьева, он вышел на порог, проверил документы гостей и рассказал, что последнюю неделю соседи, муж с женой, ночуют каждый день, а еще недавно заворачивали сюда раз в неделю, а то и реже. И всегда с веселой компанией. Баню затопят, выпьют. И бегают по участку в чем мать родила. Хотел милицию вызывать. Да связываться боязно. Но в последнее время гулянки прекратились. И гостей не видно.
    Супруга Тоста, или кем ему приходится, уехала в десять с четвертью. Вышла из калитки и зашагала к станции. Женщина никуда не спешила, до электрички оставалось полчаса, а ходу тут всего минут десять. Симпатичная особа, одевается скромно, но дорого, часики золотые и в ушах серьги с красными камушками. Так часто у них: дамочка уходит первая, на электричку. И возвращается под вечер. А Жора отчаливает ближе к полудню, обратно приезжает ближе к ночи.
    Девяткин выслушал Игнатьева внимательно, задал несколько вопросов, поинтересовался, не может ли комендант посидеть с ним в машине. Впрочем, это только одно название: сидеть в машине. По существу милиционеры находятся в засаде, дожидаются опасного бандита. Может статься, что бывшему летчику вспомнится интересный эпизод из жизни Тоста, или что другое, полезное для милиции. Летчик заправил майку в фиолетовые подштанники, сверху надел линялую от времени форменную рубашку, брюки с тонкими лампасами и, спустившись с крыльца, пошел к милицейской машине.
    И дальше потянулось ожидание. От нечего делать комендант рассказал, что в поселке живут в основном композиторы и музыканты, заслуженные артисты и даже, бери выше, народные. Или на худой конец работники московской и областной филармонии. Контингент отборный. Бывший летчик оказался в этой компании, можно сказать случайно: жена десять лет вела бухгалтерию московской консерватории. И выпросила эту дачу, то есть кусок земли, ползая на коленях перед директором и другим начальством, должностью поменьше.
    - Тогда такие времена были: низко не поклонишься, - ни шиша не получишь, - летчик горестно вздохнул.
    Мысль о том, что жена, в ту пору молодая цветущая женщина, не только ползала на коленях в начальственных кабинетах, но и занималась другими делами, постыдными, далекими от идеалов нравственности, эта мысль до сих пор не давала покоя, занозой сидела в сердце.
    - И сейчас так, - то ли в шутку, то ли всерьез ответил Девяткин. – Вот я полдня бандитов ловлю. А другую половину по кабинетам бегаю и ползаю. Все чего-то выпрашиваю, как нищий. Дайте людей, дайте технику. Или объясниловки пишу. Почему Девяткин какую-то сволочь по морде ударил. Почему при задержании вооруженного преступника не произвел предупредительный выстрел в воздух, как положено по инструкции. Эх, хочется все бросить. Снять дачу в вашем поселке. И пожить хоть одно лето среди музыкантов и композиторов.
    - Денег не хватит тут дачу снять, - летчик был лишен и намека на чувство юмора. И принял художественных треп майора за чистую монету.
    - Вот и я думаю – не хватит, - улыбнулся Девяткин. - Поэтому я останусь на своем месте, а вы уж тут живите без меня. Хотя в этом нет ни капли справедливости.
    Комендант выразил милиционеру сочувствие и принялся рассказывать о даче, которую снял Тост. Дом сдавали на лето пенсионеры Шмаковы, по весне супруги уехали в Одессу, повидать дочь и внуков. Обещали вернуться не раньше сентября. За дачу они берут дорого, раньше три года подряд сдавали дом одной московской семье, то были очень приличные люди. Муж человек солидный, писатель или какой профессор. Все делал в блокноте заметки, часами бродил вдоль заднего забора и что-то бормотал себе под нос.
    - Ну, видно за версту: ученый человек, - сказал Игнатьев. - А этим летом сдали дом этому самому Тосту. Хоть него на лбу напечатано: бандит и сволочь. Видно, много денег отвалил проклятый уголовник.
    Выговорившись, комендант умолк. В разговор вступил старлей Саша Лебедев, вернувшийся назад в самом добром настроении. Он, чтобы развлечь Игнатьева и скоротать время, стал травить истории из жизни бандитов и убийц. А этих историй он помнил без счета. Если бы хватило терпения, мог две книги накатать на тему: «Бандитские разборки как они есть». И еще на третью и четвертую материал бы остался. Игнатьев слушал внимательно. Он оглянулся и выставил вперед ухо, будто плохо слышал. Часто сглатывал слюну в тех местах, где дело касалось распутной жизни красивых женщин, проституток или бескорыстных бандитских подруг. И неодобрительно качал головой, когда речь заходила о физическом насилии.
    - А он не убийца, он просто жулик, который не сумел вовремя рассчитаться по долгам, - рассказывал Лебедев. – И его, разумеется…
    - Убили? – спросил Игнатьев.
    - Конечно, - кивнул головой Лебедев. – Конечно же, нет. Его просто кастрировали садовыми ножницами. Мы прибываем на место, выбиваем дверь в дом. А в большой комнате он, совершенно голый, привязан к стулу. Кровищи вокруг, - море. На полу, на стенах, даже на потолке. А он сидит так спокойно, а изо рта торчит… Что вы думаете?
    - Половой орган?
    - Половой орган на подоконнике валяется. А изо рта торчит сигарета. Он затягивается дымом, выплевывает окурок в кровавую лужу и говорит: «Ну и долго же вы ехали. Думал, уже не дождусь». И натурально вырубается, теряет сознание. И тут из соседней комнаты выскакивает амбал килограммов на сто тридцать с помповым ружьем. Из одежды на нем солдатская каска, бронежилет на голое тело и красные трусы. Я стреляю первым и промахиваюсь…
    Комендант неодобрительно покачал головой. Девяткин слушал Лебедева в пол-уха и думал, что к встрече Тоста все готово. Милиционеры в штатском, среди которых три женщины, с точностью курьерских поездов курсируют возле дачи, дежурят на пересечении улиц и возле станции. Всего задействовано четырнадцать вооруженных и хорошо подготовленных оперативников. Это не считая самого Девяткина и Саши Лебедева. Есть надежда, что Жора не уйдет так легко, как в прошлый раз.
    - Короче, все движение в шесть рядов остановилось. Весь Проспект Мира забит, наша машина встала метрах в десяти от «Нисана», в котором сидит преступник, - рассказывал Лебедев. – Мы просто сидим и наблюдаем. Вдруг наш объект выходит из своей тачки, которая стоит в крайнем левом ряду. На парне черная шерстенная куртка, пуговицы расстегнуты. Он неторопливо идет к «опелю», что слева от него. У «опеля» затемненные стекла, не разберешь, сколько народа в машине. Смотрим, а в правой руке нашего героя вдруг появился обрез ружья, а в левой монтировка. Из-под куртки достал. Он бьет монтировкой по стеклу. Стекло разлетается. Он бросает монтировку. Поднимает обрез и стреляет изщ одного ствола в ближнего пассажира.
    - Это как же? – удивился комендант.
    - Вот так натурально, сносит человеку полбашки выстрелом картечи. Оказывается, убийца, которого мы пасли, выполнял очередной заказ. Лишние жертвы – ему не нужны. Если грохнешь невинного гражданина, работа будет выполнена грязно. А это плохо. Это непрофессионально. Наш герой дорожит репутацией, убивает только тех, за чью смерть заплатили. И все это происходит прямо перед нами, как в кино.
    - А вы чего же? – удивился Игнатьев.
    - Мы трое выскакиваем из машины. И вперед. Вокруг полно других машин. В них люди. А этот черт выстрелом из обреза убивает второго пассажира, который сидел сзади. В «опеле» живым остается один водитель. Но нашему парню водитель не нужен. Он бросает обрез. Достает из-под ремня двенадцатизарядный автоматический пистолет стреляет в нашу сторону. А сам пятится к своей тачке. Ему только сесть за руль, развернуться – и он на встречной полосе. А дальше - поминай как звали. Потому что нашей машине туда не пробиться. Нас зажали.
    - И он ушел?
    - Юрий Иванович его грохнул, - Лебеде показал пальцем на Девяткина. – Два выстрела в грудь. Парень падает спиной на чей-то багажник. Потом поднимается, ствол еще зажат в руке. Юрий Иванович стреляет дважды – и все в масть. Две пули прямо в морду. Прямо в его поганую харю. Прошили башку насквозь. На заднее стекло машины вылетает мозговое вещество… Две женщины, что видели эту сцену, натурально в обмороке.

*   *   *   *

    Девяткин вынул из пакета банку теплой газировки, потянул за металлическое кольцо и не успел сделать глоток, вдруг ожило и зашипело коротковолновое переговорное устройство. Голос, запутавшийся в сетях помех, произнес:
    - Я первый. Наша девочка сошла с электрички. Прием.
    - Я пятый, - отозвался Девяткин. – Ты уверен, что это она?
    - Еще бы. Похожа на свою фотографию, - сказал оперативник. – И одежда соответствует описанию. Прием.
    - Я пятый, пропусти ее, - приказал Девяткин. – Я ко всем обращаюсь. Ничего не предпринимать. Ждать приказа. Прием.
    Девяткин оставил рацию включенной, положил ее на колени.
    - Сидим и не высовываемся, - сказал он. – Примерно через четыре минуты она пройдет мимо. В двадцати метрах прямо перед капотом машины. Поэтому будет время рассмотреть ее ножки. Но мы не вылезаем, ждем дальше. Мы приехали за Тостом, не за его девочкой. Вопросы?
    - Без вопросов, - откликнулся старлей.
    Игнатьев вдруг заволновался, заерзал на переднем сидении, будто ему под зад подсунули горячую сковородку. Потом замер, уставившись на смуглого мужчину с темными вьющимися волосами. Человек был похож на праздно шатающегося дачника. Одет в светлые брюки, голубую навыпуск рубашку с закатанным по локоть рукавами. Рубаха расстегнута, под ней майка с каким-то рисунком. На носу темные очки, вещица бесполезная, потому что солнце уже опустилось за макушки сосен.
    Человек двигался медленно, он явно никуда не опаздывал. Зашел в закусочную, внутри уже зажгли свет, через большую витрину хорошо видно, как он остановился у кассы, купил большой стакан фруктовой воды, мороженное в стаканчике. Перекинулся парой фраз с кассиршей и вышел на воздух. Мужчина огляделся, сел спиной к машине и через трубочку стал потягивать воду. Игнатьев заговорил хриплым шепотом.
    - Этот мужик, ну, который с мороженым, он к Жоре в гости приезжал. Они сидели на воздухе в беседке. О чем-то разговаривали. Потом прошли в дом. Но там долго не задержались. Мужчина вышел и уехал.
    - Ты ничего не путаешь? – Девяткин подался вперед, положил ладонь на плечо коменданта. – Точно этот? Или обознался? Подумай.
    - Он, у меня глаз как алмаз, - ответил Игнатьев, он говорил тихо, едва шептал, будто боялся, что услышат человек в темных очках. – Сто процентов зрение. Раз увидел – как сфотографировал.
    - А что это вы так переполошились? – спросил Лебедев.
    - А то, что у этого малого из-за ремня рукоятка пистолета торчит, - ответил Девяткин ровным голом. - Сейчас уже не видно. Ствол под рубахой.
    Через пару минут перекресток пересекла молодая блондинка с точеной фигурой, одетая в синюю юбку и светлую кофточку. Тонкую талию перетягивал ремешок, на плече висела светлая кожаная сумочка, на ногах босоножки на шпильке. Женщина шла по тротуару легко, будто по воздуху летела, ставила ноги на одну линию, видимую только ей. Словно манекенщица на подиуме. Лебедев проводил взглядом Людмилу Зенчук и вздохнул, решив про себя, что такие женщины старшему лейтенанту милиции не по карману. Может быть, когда дослужится до майора, появится шанс. Но не раньше.
    Мужчина допил воду, поднялся, завернул за угол забора и пропал из виду. Девяткин поднес к губам рацию.
    - Я пятый. Внимание. Всем оставаться на местах, пропустить объект к дому. Ждать приказа. Ничего не предпринимать. Прием.
    Девяткин бросил рацию на сидение, выбрался их салона и тоже исчез за углом. Лебедев неторопливо двинулся следом.

*   *   *   *

    В послеобеденное время, когда город плавится от жары и вымирает, Радченко шагал по улице. В одной руке он сжимал ручку саквояжа, какие в провинции носят акушеры или ветеринарные врачи, плечо оттягивала спортивная сумка на ремне, набитая всякой всячиной. Фомин выполнил все поручения, только вместо машинки для стрижки волос, принес купленный на барахолке допотопный аппарат устрашающего вида, которым стригут баранью шерсть. Пришлось повозиться, но теперь голова Радченко напоминала бильярдный шар. Чтобы не светить молочно бледной лысиной, пришлось прикрыть ее тюбетейкой, расшитой зелено-желтым узором.
    Пешком Радченко добрался до кооперативных гаражей «Чимкент», прошел на территорию через железную калитку в воротах. Ключом, полученным от бывшего юриста Антонова, открыл бокс, врубил свет и осмотрел шестую модель «Жигулей» бледно синего цвета. Тачка неновая, с пробегом в восемьдесят тысяч километров, но в хорошем состоянии, видно, прежний хозяин молился на эту железяку. Радченко открыл багажник, проверил его содержимое. Акушерский саквояж поставил на переднее сидение машины, рядом бросил поношенный белый халат, усеянный сомнительными желтыми пятнами.
    Через полчаса, поколесив по узким улочкам, он поставил машину в тени пыльного тополя, подошел в калитке в глухом заборе и, постучав, замешкался, решая, идти дальше или подождать. На железной табличке, прибитой к забору, злобно оскалилась собачья морда, а внизу краской вывели: «держись подальше». Дима толкнул калитку, вошел на участок. Собачья будка оказалась пустой, цепь валялась на земле. С другой стороны маленького домика в тени алычи на толстом одеяле, расстеленном на земле, сидел человек в одних трусах и читал газету недельной давности. При появлении незнакомца мужчина поднялся, подтянул трусы и спросил:
    - Ты Радченко? Тогда садись. А я Садовничий, собственной персоной.
    Он отбросил газету в сторону, повалился на одеяло и, не дожидаясь наводящих вопросов, сказал:
    - Мне звонил адвокат Антонов, сказал, что тебе надо со мной пошептаться. Услуги будут оплачены. Нужна информация об одном отморозке по имени Рахат Садыков. Так?
    - Угу, - кивнул Радченко. – Знаете такого?
    - Сначала о главном. Сколько?
    - Пятьдесят долларов.
    - Пятьдесят – не разговор, это не деньги, а оскорбление. Ведь я же бывший мент. И не просто мент. Начальник отдела общественной безопасности городского управления внутренних дел. Был. До тех пор, пока русских не выперли со всех руководящих должностей. Меня ушли на пенсию, а пенсия тут знаешь какая? Не стану говорить. А то ты умрешь со смеху перед тем, как со мной расплатишься.
    - Так сколько?
    - Сотня – нормально. Бабки вперед, - двумя руками Садовничий взял стеклянный графин, наполненный темной жидкостью, и сделал пару жадных глотков. – Жара. Будь она проклята.
    Радченко протянул бывшему милиционеру деньги, тот сунул их в карман скомканных штанов, валявшихся тут же на земле. На минуту хозяин исчез в доме, вернулся со школьной тетрадкой, в которой было исписано три странички.
    - Все, что есть в городской картотеке об этом Садыкове, я переписал, - сказал Садовничий, отдавая тетрадку. – Я имел дело с этим хреном только один раз. В составе вооруженной группы он орудовал в районе товарной станции. Грабили грузовые вагоны с харчами: мукой, сахаром, консервами. Тогда гуманитарная помощь шла из Европы и России. Грабили вагоны, продавали харчи перекупщикам. А те толкали на рынке втридорога. Времена голодные, грабеж поездов – хороший бизнес. Кровавый, но доходы просто астрономические. До суда дело Садыкова не дошло. Адвокат развалил его на стадии следствия.
    - У Садыкова есть специализация?
    - Он берется за любое дело, лишь бы немного заработать. Я уже год как не при должности. Но, по моим сведениям, Садыков в последнее годы жил за одним известным бандитским авторитетом. Когда того авторитета и половину его банды перестреляли, остался не у дел. Сколотил свою группу, состоящую из таких же как он человеческих отбросов. Но много денег не нажил.
    - Отчего же так?
    - Ну, богатых людей менты ограбили еще до него, - ответил Садовничий. – А вымогать бабки у рыночных торговцев с дырявыми карманами… Слезы, а не деньги.
    - По моим данным, он где-то работал.
    - Садыков – отродясь нигде не работал, - помотал головой Садовничий. – Числился в какое-то шарашке. То ли сторожем, то ли завхозом. Но работать и числиться – две большие разницы. Зачем он тебе нужен?
    - Садыков взялся проводить одну иностранку до одного далекого поселка. Женщина гражданка Америки, сюда прибыла по делам из Москвы. Путешествие должно было продолжаться два-три дня. Скоро две недели, но нет ни той иностранки, ни Садыкова.
    - Нет и не будет, - отрезал Садовничий. – Рахат давно ее изнасиловал и убил. Впрочем, события могли развиваться по другому сценарию. Сначала убийство, потом изнасилование. А потом ограбил. Выброси из головы придурка Садыкова и ту иностранку, которая давно прописана на том света. Кстати, московские менты отправляли сюда запрос по поводу этой чокнутой американки?
    Радченко молча кивнул.
    - Тогда так. Всеми делами, связанными с иностранцами, занимается капитан Алексей Понамарев, - Садовничий накарябал на бумажке имя и телефон своего знакомого. – Русский, как ты уже догадался. Со службы пока не выперли, потому что у него есть кое-какие связи. Родственные. Позвони Пономареву во второй половине дня, может, у него что-то есть. Поделится с тобой информацией. Цена божеская.
    Садовничий огрызком карандаша записал имя и телефон своего знакомого и пожелал Радченко большой удачи, которая ему обязательно потребуется. Хозяин дома проводил гостя грустным взглядом и только головой покачал.

*   *   *   *

    Комендант Игнатьев, оставшись в машине рядом с водителем, давно клевавшим носом, снова заерзал на сидении. Он просидел в душном салоне с полудня, здесь перекусил бутербродами, что приносил лейтенант. Только раз в туалет сбегал. Выходит все зазря? Опасную преступницу и того типа, что в гости приезжал, будут брать без него? Игнатьев и одним глазом не увидит настоящего задержания?
    Он тронул водителя за локоть:
    - Простите, а мне как быть? С ними идти или тут…
    - Не знаю, - пожал плечами водила. – Мне распоряжений не давали.
    - Я военный человек, летчик. Не привык отсиживаться, когда… Я опасности в глаза смотрел. А не бегал от нее, задрав штаны.
    - Ну, это вам, папаша, виднее, - водитель зевнул. – От кого бегать. И куда.
    Игнатьев понял, что от бестолкового парня ничего не добьешься. Он вышел из машины и, разогнавшись с места, потрусил за угол, и дальше вдоль улицы, поднимавшейся вверх. Отсюда до дачи всего ничего. Лишнего народа вокруг почти нет, Игнатьеву хорошо видно, белую кофточку и шевелюру бандитской подруги. За ней брел мужчина в очках. Он подносил к губам стаканчик мороженого и смотрел в небо. Его нагонял Девяткин, шагавший не по тротуару, а посередине пустой от машин проезжей части. Одетый в парусиновые брюки, мятый летний пиджак и желтые сандалии, он был похож на дачника или отдыхающего из пансионата «Сосновый бор».
    Замыкал шествие старлей Лебедев, он брел с правой стороны улицы. Навстречу двигались две женщины, какой-то паренек катил на велосипеде, и старуха с кошелкой плелась к станции. Легкому на ногу Игнатьеву удалось быстро сократить расстояние, от Девяткина его отделяли метров двенадцать, не больше. Но тут в голову стукнуло, что лучше бы немного отстать. А следом подумалось, что и отставать теперь уж поздно, Людмила Зенчук остановилась возле своей калитки, достала ключ от врезного замка. Повернула его, вытащили из замочной скважины и неожиданно уронила. Ударившись об асфальт, ключ подпрыгнул и отлетел под забор, к железному столбу. Зенчук отступила назад, калитка снова захлопнулась, замок щелкнул. Женщина не увидела ключа, наклонившись, стала шарить ладонью в траве.
    Мужчина в очках уже поравнялся с калиткой, кажется, он готов войти следом за женщиной, когда та найдет ключ. Но в последний момент остановился, будто передумал. Бросил недоеденное мороженое под ноги, правая рука скользнула под рубашку за пояс брюк. Человек обернулся за спину. Этот взгляд словно обжог Игнатьева.
    Мысли пронеслись в голове как ураган, оставив после себя полную разруху и запустение. Комендант спохватился, что дальше идти, пожалуй, не надо. Только помешает оперативникам и себе хуже сделает. И что это он вдруг так раздухарился, с чего вдруг потянуло на подвиги? Хотел задержание преступника увидеть. Господи, какая глупость. По телевизору надо детективы смотреть. Эта мысль пришла в голову, когда поворачивать назад, не вызвав подозрений, слишком поздно. Как назло оказалось, что за несколько секунд улица волшебным образом опустела. Уехал паренек на велосипеде, ушил женщины, куда-то провалилась старушка…
    Игнатьев тоже захотелось исчезнуть, закрыть глаза и провалиться сквозь землю. Ничего умного в голову не пришло. Он остановился посредине улицы, отвернулся в сторону забора справа, будто на нем можно прочитать что-то интересное. На досках неверная юношеская рука вывела мелом: Саша плюс Вера равняется… После знака равенства было нарисовано большое сердце, похожее на мятую подушку. А на этой подушке еще одно слово, неприличное. Игнатьев подумал, что надо бы повернуть обратно и, пока не началось самое страшное, поскорее уносить ноги.
    Он оторвал взгляд от забора, глянул на того человека в очках. Мужчина вытащил из-под брючного ремня пистолет. Он глянул на Девяткина, мгновенно оценил ситуацию и забыл о существовании Зенчук, наметив другую цель. Женщина все еще искала ключ в траве у забора.
    Девяткин неожиданно рванулся вперед и заорал во всю глотку:
    - Ложись, ложись, мать вашу.
    Комендант подумал, что теперь убегать поздно. Да и ноги от страха не держат. Человек в очках медленно поднимал руку, чтобы выстрелить в Девяткина прицельно, наверняка. Наперерез через улицу бежал Лебедев, но старлей уже ничего не мог изменить в сложившемся раскладе. Он оказался слишком далеко от места событий. Комендант увидел вспышку, за ней еще одну. Услышал сухие хлопки выстрелов. Девяткин выстрелил от бедра навскидку. Он шел прямо на цель, хотя по всем законам дожжен был уйти с линии огня. Стрелявших разделяли двенадцать метров, а то и меньше. Дистанция, с которой трудно промазать. Неприлично промазать. Но рука человека в очках почему-то дрогнула, хотя он-то стоял на месте. Пуля чирикнули об асфальт и улетели в никуда.
    Игнатьев увидел, как разошелся пороховой дым, как женщина упала на асфальт и закрыла голову сумочкой. Он услышал еще два выстрела и еще один. Пуля ударила под правое ребро, будто корова рогом боднула. Комендант еще не почувствовал боли, он лишь подумал, что удар оказался сильным. Отступил назад и медленно опустился на колени. Голова оставалась ясной. Он увидел, как Зенчук, намертво вцепившись в руку Девяткина, поднимается на ноги. Отряхивает пыль с синей юбки и что-то быстро говорит.
    Мужчина, начавший стрельбу, вытянулся на асфальтовой дорожке вдоль забора. Черные очки куда-то подевались, лицо, от верхней губы до подбородка испачкано кровью. Светлая рубахи и майка тоже в крови, один ботинок слетел с ноги. Широко раскрытыми глазами мужчина свирепо смотрел на коменданта, будто именно Игнатьев оказался виновником его смерти.
    То ли от этого страшного взгляда, то ли от наступившей вдруг слабости, комендант тихо вскрикнул и рухнул грудью на дорогу, еще хранившую солнечное тепло. Разбросал руки в стороны, будто боялся, что его сдует ветром на обочину. Провалился в забытье, но вскоре пришел в себя, почувствовав, как чьи-то руки оторвали его тело от асфальта, перевернули на спину и снова положили на дорогу. Комендант приоткрыл глаза, увидел в вышине бледное предзакатное небо и склонившуюся над ним физиономию Саши Лебедева. Рядом безмолвно стояли трое незнакомых мужчин в штатском. Видно, оперативники, дежурившие на пересечении улиц.
    - Потерпи, уже «скорую помощь» вызвали, - повторил старлей. – Подстанция тут рядом. Пять минут, и врачи на месте будут…
    Игнатьев хотел ответить, что потерпит, но не проронил ни звука.
    - Да что ты ему сказки рассказываешь? – сказала один из оперов, обращаясь к Лебедеву. – Он не слышит ни фига. Печень пулей задета. Вон кровищи сколько… Ему жить осталось полминуты, а ты про «скорую помощь» травишь.
    Игнатьев открыл рот, чтобы заявить, что он жив и все слышит. Но не смог даже застонать. Только сглотнул комок, жесткий, как шарик для пинг-понга, и закрыл глаза.

*   *   *   *

    Некоторое время назад.
    Через пару дней Джейн получила ответ от юриста из Чикаго. Стив писал, что контракт составлен многословно, но грамотно, нет замечаний ни по существу, ни по форме. Он бы порекомендовал не забыть о некоторых мелочах, например, отдельно оформить страховку на случай травмы, потери здоровья или смерти, наступившей во время осмотра производственных помещений фирмы «Свифт – Строй». Не факт, что на голову Джейн свалится кирпич, но чего в жизни не бывает. А если такое все же случится, Хабарову придется выложить крупную сумму, чтобы урегулировать конфликт. Второе. И Стив уже об этом говорил: авансовый платеж должен составлять не менее половины общей суммы. На том замечания кончились.
    Перечитав письмо, Джейн решила, что под контрактом можно ставить подпись и завтра же отвезти бумаги в офис «Свифт – Строя». Стив прав: если деньги сами плывут в руки, не надо им мешать. Она вытащила бумаги из папки, полистала их. Вынула из портфеля ручку, но тут подумала, что любое дело надо доводить до конца. Если Пол до сих пор не позвонил, значит, о Борисе Хабарове и его фирме ничего разузнать не удалось. Телефон ожил в тот момент, когда Джейн хотела снять трубку, чтобы позвонить Полу.
    - А я как раз о тебе подумала, - обрадовалась она, услышав голос журналиста. – Вот и говори теперь, что на свете нет телепатии.
    - Тебе еще нужна информация об Хабарове?
    - Разумеется. Можем встретиться в том же месте?
    - В одном и том же месте с одним и тем же человеком два раза не встречаюсь, - ответил Пол. – И тебе не советую. Возможно, это лишние предосторожности. Но давай их соблюдать. У меня дела в районе Сокольников. Хочешь подъехать туда прямо сейчас?
    Они встретились возле метро, прошли по аллее до входа в парк. Рабочий день давно закончился, но народу вокруг немного. Пол присел на скамейку и, вытащив из портфеля записную книжку, перевернул несколько листков.
    - Ну, для начала пару слов о нашем герое. Из неблагополучной семьи, с грехом пополам осилил восемь классов в городе Смоленске. Потом утроился в столовую учеником повара. Выгнали за кражу говяжьей требухи. И так пошло. Он устраивался на работу, его выгоняли за воровство. К тому времени Хабаров уже повзрослел и понял, что в маленьких городах большие деньги не водятся. Он подался в Москву, за большими деньгами. Работал гардеробщиком в ресторане. Воровал, обирал пьяных, занимался мошенничеством. Трижды отбывал срок по разным статьям. Мастерски подделывает любые ценные бумаги: векселя, долговые расписки, акции. От природы одаренный человек, обладает даром убеждения, хороший организатор. Язык подвешен.
    - Да, это я заметила, - кивнула Джейн и неудачно пошутила. – Кстати, организацией убийств он не занимается?
    - Не исключено, - с мрачной серьезностью ответил Пол. - Уже позднее сколотил в Москве преступную группу, которая выбивала долги, которые трудно вернуть законным путем. Последний раз Хабаров отсидел пять лет за покушение на убийство. Вышел на волю и сошелся с преступной группой некоего Александра Шатуна. Специализация этой группировки незаконный силовой захват чужой собственности, так называемое рейдерство. Суть рейдерства, как ты знаешь, – поставить хозяина собственности в такие условия, чтобы он добровольно отказался от своего завода, мастерской или роскошного особняка. От любого имущества, которое понравится вымогателям. В основном используют старые проверенные методы: подкуп, шантаж, похищение людей, пытки и так далее.
    - Тот объект в Подмосковье, что я ездила смотреть, Хабаров просто отберет у собственника, не заплатив ни копейки?
    - Скорее всего так и будет. Хабаров и компания намечают добычу. Долго ее обхаживают, обнюхивают, наводят справки. А потом действует, решительно и быстро.
    - Ты сказал: Хабаров сошелся с Александром Шатуном. Знакомое имя. Насколько я понимаю, именно с ним я познакомилась в Атланте. А потом виделась в Чикаго.
    Пол вытащил портативный компьютер, осмотревшись по сторонам, включил его и показал Джейн два десятка фотографий, где она увидела своего знакомого по Атланте Александра Шатуна и хозяина «Васты» Стаса Рогова. Снимки сделаны где-то в ресторане, слишком мало света, изображение местами расплывчатое, но узнать человека можно. Шатун и Рогов сидели рядом за одним столом, на заднем плане играл оркестр, танцевали нарядно одетые парочки.
    - Я еще не выложил все новости. «Свифт – Строй» Хабарова – это дочерняя компания фирмы «Васта», - выпалил Пол. – Да, да, дочка той фирмы, аудитом которой ты, то бишь «Хьюз и Голдсмит», занимаешься сегодня. А про твоего знакомого Шатуна известно следующее, - Пол на пару минут уткнулся в экран ноутбука. – Он не имеет никакого отношение к «Васте» и ее хозяину Стасу Рогову. Официально не имеет. Не занимает там никаких должностей, не зачислен даже уборщиком. Но по существу после Рогова – он второй человек. Такие дела, подруга.
    Джейн поблагодарила Пола и поднялась.
    - Провожать меня не нужно, - сказала она. – Пройдусь немного. А потом, когда устану, прокачусь на метро.
    - Я и не настаиваю, - улыбнулся Пол. – Хотел спросить: ты умеешь пользоваться пистолетом?
    - Умею. Я два года по выходным ходила в тир вместе с отцом. Он хороший стрелок и меня решил научить. И научил. А чего ты спрашиваешь?
    - Может быть, тебе тоскливо и одиноко засыпать и просыпаться без ствола. Я не говорю, что оружие придется применить, нет… Упаси боже. Но лучше иметь под рукой ствол, чем защищаться столовым ножом или сковородкой.
    - Выкини из головы. У меня нет разрешения на хранение оружия. Я не собираюсь нарушать закон.
    Джейн повернулась и зашагала по аллее, она вышла на опустевшую улицу и подумала, что чуть было не влипла в мерзкую историю. Экспертиза, о которой попросил ее Хабаров, - просто скрытая форма взятки. За символическую работу отваливают тридцать пять тысяч долларов, а потом, если результаты основной работы, экспертной оценки фирмы «Васта», не понравятся Стасу Рогову или Шатуну, выяснится, что Джейн лицо заинтересованное, купленное и перекупленное. Ее выводам доверять нельзя.
    Но почему именно она? Почему Шатун и Рогов выбрали своей мишенью именно Джейн? Помимо нее аудитом «Васты» занимаются еще три американских эксперта. Один человек проверяет финансовое положение фирмы: банковские счета, денежные проводки внутри России. Другой эксперт ищет деньги, выведенные за рубеж и спрятанные за границей на оффшорных счетах. Третий специалист изучает контракты и договора, заключенные с иностранными и местными фирмами за последние три года. Наконец, Чарли. Он осуществляет общее руководство, координирует деятельность подчиненных и сводит воедино подготовленные материалы. Джейн оценивает объекты недвижимости и землю, которой владеет «Васта» - всего-навсего. Она просто делает свою работу и все. Тогда зачем эта взятка? Чего добиваются Шатун, Хабаров, Рогов? Она должна уменьшить в отчетах стоимость имущества «Васты»?
    Если эти люди хотели, чтобы Джейн изменила данные отчетов, можно было действовать иначе. Просто переговорить с ней, припугнуть, предложить деньги… Впрочем, эта парни не так глупы, чтобы опускаться до примитивных решений. Возможно, такое предложение еще сделают – всему свое время. Сначала она получит свои тридцать пять тысяч, а потом Борис Хабаров или Стас Рогов скажут, как их отработать аванс, что тебе делать дальше.
    Ерунда. Чушь собачья. Ориентировочная оценка имущества и земли, которыми владеет «Васта», известны по результатам прошлого аудита, который проводила русская фирма около полугода назад. И результаты той проверки в общем и целом совпадают с оценками Джейн. Правда, Джейн еще не закончила работу, она не ездили в Таджикистан, где «Васта» строила фабрику по выделке кожи. Опять ерунда… Та недостроенная фабрика стоит не дороже десяти-пятнадцати тысяч долларов. Но даже половины тех денег за нее не выручишь. Потому что покупателя не найдешь. Мысли вихрем кружились в голове. Рождались новые и новые вопросы, ответов на которые не было.
    - Чертово дерьмо, - шепотом по-русски повторяла Джейн. – Угораздило же вляпаться…
    Увлеченная своими рассуждениями, она брела по тротуару вдоль пустынной незнакомой улицы. Изредка по дороге проезжала машина, и наступала тишина, только каблучки цокали по асфальту. Неожиданно Джейн почувствовала, будто кто-то смотрит ей в затылок, так смотрит, будто из винтовки целит. Она обернулась, за спиной маячила фигура мужчина, одетого в серый плащ и кепку. Когда Джейн остановилась, человек тоже остановился и стал внимательно разглядывать плохо освещенную витрину магазина спортивных товаров.
    Джейн подумала, что в словах Пола есть толика здравого смысла: пистолет ей уж точно не помешает. Правда, можно поступить по-другому: съездить к врачу и попросить рецепт на успокоительное лекарство. Впрочем, нет, со своими страхами она справится без таблеток. Должна справиться, иначе нельзя. Джейн прибавила шагу и вскоре оказалась на широкой освещенной улице рядом со станцией метро.

*   *   *   *

    Ранним утром она позвонила Хабарову и объяснила, что его лестное и очень щедрое предложение принять не сможет. Как раз вчера вечером якобы звонил большой босс из «Хьюз и Голдсмит», он потребовал форсировать основную работу, потому что у Джейн накопилось много дел в Чикаго. Она еще раз поблагодарила Хабарова за то, что он остановил свой выбор на ее скромной персоне, хотя в Москве много квалифицированных аудиторов.
    - Что ж, жаль, - ответил Хабаров. – Очень жаль. Я на вас рассчитывал. Впрочем, если передумаете, звоните. Сумму вашего гонорара можно обговорить особо.
    - Боюсь, ничего не получится, - твердо ответила Джейн.
    - Тогда позвольте пару слов, - Хабаров покашлял в трубку. - Когда я учился в университете, у нас был один мужчина, очень способный одаренный человек. Он еще не закончил образования, а ему уже сделали десяток выгодных предложений. Он отказался, видимо, хотел чего-то лучшего. Все ждал чего-то. А чего ждал? Не поймешь. Короче, его перестали приглашать в приличные места. И вообще куда бы то ни было. Теперь он с лотка продает горячие сосиски. Работает возле Киевского вокзала. И продолжает чего-то ждать. И дождется. Знаете чего? Когда-нибудь отравится своими сосисками. Да… И сыграет в ящик. И никто не придет на его похороны, потому что он только и делал, что выдрючивался. Набивал себе цену, не завел ни одного друга. Успел испортить отношения со всем миром.
    Несколько секунд Джейн ждала, когда Хабаров закончит смеяться.
    - И как мне это понимать? – спросила она.
    - В том смысле, что отказываться от хороших предложений нельзя. Увидели шанс – воспользуйся им. Железная логика бизнеса. Иначе карьера быстро закончится. И со здоровьем проблемы обязательно будут. Так-то…
    Джейн положила трубку и, взволнованная, долго ходила по квартире. Как тот продавец сосисок с Киевского вокзала она ожидала неизвестно чего. Она хотела выйти на балкон, когда в прихожей тренькнул звонок. Неслышно подкравшись к двери, она минуту разглядывала незнакомого молодого человека. Коротко стриженная голова на бычьей шее, широкие плечи обтянутые клетчатой рубахой, тусклый взгляд бесцветных глаз.
    - Кто здесь? – голос чуть заметно дрогнул.
    - Это от Пола Харриса, - сказал молодой человек. – Он кое-что прислал. Ну, вроде как бандероль. Попросил меня занести. Я звонил по телефону, но было занято. У меня с собой документы есть. Ну, что я это я. Могу показать. Откройте, а то я спешу.
    Джейн распахнула дверь, впустила незваного гостя. Парень оказался курьером из журнала, где работал Пол.
    - Где расписаться? – спросила Джейн.
    - Нигде, - ответил парень. – Это личная услуга. Никаких формальностей.
    В руках Джейн оказалась плоская коробка, которая весила чуть больше килограмма. Молодой человек, с интересом поглядывая на хозяйку, неловко топтался в маленькой прихожей возле вешалки, словно ждал чаевых. Но не дождался. Поблагодарив курьера, она выпроводила его за дверь, разрезала ножом клейкую ленту, сняла бумажную обертку и распаковала коробку из-под конфет «Белоснежка».
    В ней, завернутый в газету, лежал пистолет Макарова, новый, еще пахнущий заводской смазкой, и запасная снаряженная обойма. Джейн выбросила картонную коробку в мусорное ведро, вставила обойму в рукоятку, передернула затвор и включила предохранитель. Пистолет как раз по руке, не велик, не мал. Она тщательно протерла его сухой тряпкой и спрятала его под подушку кожаного дивана.
    Именно так, с патроном, досланным в патронник и включенным предохранителем, отец учил хранить личное оружие. Выхватываешь ствол из-за пояса или из сумочки. Большим пальцем правой руки опускаешь предохранитель, указательным нажимаешь на спусковой крючок. Чтобы произвести выстрел, тренированному человеку требуется не больше двух с половиной секунд. А Джейн умеет обращаться с оружием. Она мысленно поблагодарила Пола, но звонить в редакцию не стала, этот разговор не для телефона.